– Замену можешь найти... Но лучше, выше... не будет. Это уж точно. Но зато не будет и печальнее, чем сейчас. И то, и другое ты получил сполна.
– Серятина ждет?
– Можно и так сказать. В любом случае вершины позади. Многих это только радует.
– А меня твои слова в тоску вгоняют.
– Могу тебе еще одно сказать... Будешь умирать – перед глазами декабрь возникнет. Со всеми подробностями. Даже с теми, которых ты сейчас не помнишь.
– А так бывает?
– Только так и бывает.
– Хорошо, что мы так редко с тобой общаемся, – тяжко вздохнул Андрей.
– Не переживай... Вернемся в Москву, сходим в чешский бар... Если помнишь, там пиво дают в литровых бокалах. И фисташек всегда вдоволь... Полегчает. Отпустит.
– Ты думаешь? – с сомнением проговорил Андрей.
– Уверен.
– Ладно. – Андрей поднялся со скамейки. – Пошли подписывать протокол обыска. Ведь при нас все происходило. Я, конечно, заинтересованное лицо, но ты-то посторонний.
– Вот тут ты, Андрей, прав. У меня такое ощущение, что я везде и всегда... совершенно постороннее лицо.
– Но я не это имел в виду!
– А я – это. Думаешь, способности делают меня счастливым? Нисколько. Неприкаянный я здесь.
– В Коктебеле?
– Нет... На Земле. – Равиль похлопал Андрея по плечу, как бы успокаивая, как бы утешая.
На следующий день следователь Олег Иванович снова наведался к Славе Ложко, не поленился из Феодосии приехать в Коктебель. Славу он застал на обычном месте – в ресторане «Богдан», за маленьким столиком с видом на Карадаг.
– Привет, Слава, – произнес Олег Иванович и со вздохом опустился на стул.
Но тоже сел так, чтобы перед глазами была туманная громада Карадага.
– Жизнь продолжается?
– И будет продолжаться еще некоторое время, – ответил Слава. – Слушаю тебя внимательно.
– Докладываю. Обыск состоялся.
– Слышал.
– Равиль блеснул колдовскими своими способностями.
– Знаю.
– Обнаружены две золотые цепочки. Одна принадлежала Лене, Андрей ей подарил года два назад. Вторая цепочка – той девочке, что возле Чертового Пальца... Родители опознали. Плакали-рыдали, какие-то слова я пытался им произнести, уж не помню, какие именно... Сам был не в себе...
– А веревочка? – напомнил Слава.
– Слушай, а ты-то откуда о ней знаешь?
– Андрей с Равилем вчера еще доложили.
– Ах, да, я и забыл... Так вот, веревочка. Эксперт утвеждает, что это та самая веревочка, нити от которой были обнаружены на шее у Лены.
– Так что получается, он ее перед... Перед этим еще и задушил? – почему-то шепотом спросил Слава.
– Придушил, – поправил следователь.
– И так, значит, бывает, – пробормотал Слава. – Теперь я понимаю Свету... Я понимаю, почему она не хотела сдавать его твоим ребятам... Она хотела божьей кары. Ее желание исполнится.
– Слава... – Олег Иванович помолчал. – А может, того... Сделаем, как положено? По закону?
– Так вы же его выпустите через три года за хорошее поведение! – взревел Слава. – Он будет здороваться с начальством, мыть посуду, будет бумажкой жопу себе вытирать в тюремной вашей сральне... И этим заслужит досрочное освобождение. Да?! Спрашиваю – да?!
Олег Иванович долго смотрел на голубоватые в знойном воздухе скалы Карадага, заглянул в пустую и подсохшую уже рюмку, одиноко стоявшую на столе, и, наконец, посмотрел на Славу.
– Отвечаю... Камера из двадцати человек будет им пользоваться, как резиновой куклой... И это будет продолжаться годы. Он сам покончит собой. Повесится, вскроет вены, бросится с крыши...
– Не верю. Он все выдержит. И через три года вернется на эту набережную. Чистенький, поскольку наказание понес. Я был там, я знаю ваши порядки. В камере не будет двадцать человек...
– Хорошо – девятнадцать!
– Так это же совсем другое дело! – расхохотался Слава и, подняв руку, щелкнул пальцами, совсем тихо щелкнул, но его услышали в самых дальних уголках ресторана, и сразу несколько девочек бросились к стойке, чтобы принести графинчик с коньяком, маленькие рюмки, тонко нарезанные ломтики сыра, присыпанные укропом-петрушкой.
– За справедливость! – И Слава легонько коснулся своей рюмкой рюмки следователя Олега Ивановича, с которым ему всегда было приятно встретиться за беседой доброй и возвышенной, за маленьким столиком с видом на мудрые и в любое время года прекрасные скалы Карадага. И добавил: – Как мы ее понимаем.
Слава проводил следователя к машине не только из вежливости или уважения к его многотрудной работе. Нет, жизнь сделала Славу человеком трезвым, сколько бы он ни выпил божественного напитка, человеком жестким и практичным. При этом он оставался наивным, бесхитростным и доверчивым, но и те, и другие качества мирно в нем уживались, можно даже сказать – ладили друг с другом, друг друга дополняли.
Так вот, провожая Олега Ивановича к машине, Слава хотел убедиться, что тот действительно уехал, что не вернется с набережной в «Богдан» и не будет бродить по коридорам и подсобным помещениям якобы в поисках хозяина, якобы для того, чтобы сказать ему еще несколько слов, которые упустил во время их беседы.
Бывает.
А так Слава знал – уехал гость.