Божья кара

А надо сказать, что на коктебельской набережной после бутылки сухого вина, а еще лучше, если это вино будет слегка разбавлено хорошим глотком коньяка, так вот, в свете восходящей луны с человеческим воображением происходят довольно странные превращения – оно становится безнравственным и беспредельным. Впрочем, и безнравственность, и беспредельность никого не смущала, скорее, забавляла, тешила, да чего уж там – восхищала.

Андрей улучил момент и всмотрелся в ухмылку рыжего – зубы у него были в порядке. Редковаты, правда, с просветами, но все на месте. «Значит, не он, – подумал Андрей, – все легче».

И еще подумал Андрей, пусть несправедливо, но ведь подумал – всю черновую работу ему придется выполнять самому. Да, эти милые друзья и подруги на его стороне, они искренне желают ему преуспеть в благородном деле возмездия. Но помочь не смогут. А если выразиться жестче и точнее – не станут отягощать себя делами хлопотными и рисковыми.

Не так ли и все мы, ребята, не так ли и все мы, в минуты гиблые и тягостные, растроганно слушаем слова наших друзей, слова, полные любви и добра. И готовы поверить, что не одни оказались перед свалившейся бедой, что есть плечо, на которое можно опереться, есть локоть, который так хочется почувствовать рядом, когда оказываешься один на один с жизнью беспросветной и безысходной...

Но проходит не так много времени, не так много времени, когда глупая пелена спадает с твоих загнанных глаз, и ты сиротливо озираешься вокруг, не видя надежного плеча, не чувствуя дружеского локотка. И самое горькое – нет в тебе ни обиды, ни разочарования в своих друзьях, потому что где-то в самом заветном и неприметном уголке сознания твоего таилось понимание – ты знал, что так и будет, ты был просто уверен, что иначе и быть не может. А благодарил за обещанную помощь, вытирал рукавом мокрые глаза свои просто для того, чтобы не разочаровать друзей сухостью и пренебрежением к их высоким чувствам и теплым словам. А когда ты, совсем ошалев от безнадежности, осмеливаешься кому-либо напомнить об обещанной поддержке, твой лучший друг долго пытается понять, о чем ты ему говоришь... И ты вдруг осознаешь, что его давнее обещание помочь и было той самой помощью, ничего другого он и не имел в виду, и его изумление твоей странной памятью искренне и бесхитростно...

Знаю я все это, прошел, усвоил.

Андрей так вот жестко не подумал, никто из нас так не думает. Но если пронесшийся в его душе темный, холодный сквознячок в те самые мгновения, когда он отстраненно окинул взглядом своих веселящихся друзей, если этот сквознячок попытаться переложить на слова...

То слова будут именно такими.

Что делать, я давно уже не произношу слово «друг», обхожусь как-то, да и надобности особой не возникает... А когда кто-то говорит мне о своей дружбе, называет другом, я не возражаю, я только стыдливо опускаю глаза, мне совестно, оттого что не могу ответить так же возвышенно и красиво. И не потому, что этот человек в чем-то плох, что я знаю о нем нечто недостойное или подозреваю в поганом. Все проще – нет во мне этих трепетных слов. Помню, что были, а когда, в какой момент моей бестолковой жизни покинули сознание...

Даже не знаю.

Не будем упрекать Андрея. Пусть эти мысли придут к нему позже, когда для них действительно будут основания, когда ему от них просто никуда не деться. А в этот вечер, когда белесая уже луна поднималась над коктебельским заливом, когда хмельная толпа возбужденных предстоящей ночью красавиц и красавцев медленно двигалась через площадь мимо киосков, прилавков и всевозможных игрищ, а рыжий Наташин хахаль весело и пьяно взбрыкивал на голубой скамейке кривоватыми своими ногами, заросшими той же рыжей шерстью, и только Амок, сидевший в отдалении на теплых камнях парапета, был невозмутим и спокоен...

Так вот, в этот вечер пусть все так и остается.

– Мы вернемся через час? – спросил Андрей, наклонившись к Жоре.

– Конечно.

– Мы вернемся через час, – шепнул Андрей Свете. – Ты дождись меня, ладно?

– Будем посмотреть.

– Света, я приду через час. Вся эта компания еще будет здесь... Ну?

– Вы с Жорой?

– Да, он хочет познакомить меня с одним человеком...

– Ну? Говори!

– Света, ты же знаешь – у меня одна программа – божья кара.

– Ну-ну, – она потрепала Андрея за волосы. – Тебя в Феодосии видели... С кем общался?

– Аркадий. Анатом.

– Ого! И до него, значит, добрался... Делаешь успехи.

– Стараюсь. Дождись меня.

– Катись.

Жора провел Андрея вдоль набережной в сторону Кара-дага, свернул вправо на улицу Десантников, а еще через три-четыре минуты остановился у забора, за которым развернулось строительство четырехэтажной гостиницы. По некоторым подробностям можно было догадаться, что хозяин этой гостиницы – женщина. Розовые тона, переходящие в лиловые, кружевные перильца балконов тоже бледно-розовых тонов, за некоторыми окнами уже висели шторы в том же нежном колорите. Но забор был еще строительный, из разношерстных досок, тут же кучи песка, мусора, бумажные мешки из-под цемента...