Божья коровка

— Про коровок, значит? — уточнил заказ Лосев. — Что ж, такие знаю. Вот вам первый. Зоотехник сделал искусственное осеменение корове. Та поворачивает голову и смотрит на него неодобрительно. «Чего тебе еще?» — спрашивает зоотехник. «А поцеловать?»

Первым прыснул третий член комиссии — пожилой мужчина, сидевший по другую сторону от председателя. Следом хохотнул профессор. Председатель не смеялся, но улыбки не сдержал.

— А еще?

— Корова лезет на березу. Мимо пробегает лиса. «Ты зачем сюда забралась?» — спрашивает у коровы. «Яблоков поесть». «Дура, это же береза!» «А у меня с собой…»

Пациенты, ожидавшие своей очереди на прием, с удивлением прислушивались к громкому хохоту, доносившемуся из-за двери кабинета ВТЭК. Наконец, он стал стихать. Распахнулась дверь и наружу вышел вызванный первым парень. Он счастливо улыбался, прижимая к груди лист бумаги. Встав в сторонке, прочитал ее внимательно и вскинул руку с кулаком:

— Йес!..

Поймав на себе удивленные взгляды, он смутился и сунул дорогой ему листок в сумочку из синей ткани. После чего удалился торопливым шагом…

Тем же вечером в кабине главного врача диспансера собрались все трое психиатров. Профессор отогнул полу белого халата и вытащил из кармана брюк бутылку коньяка. Водрузил ее на стол. Следом появилась палка колбасы.

— Хорошо живете! — заметил главный врач, он же председатель ВТЭК. — «Арарат», пять звездочек. И колбаска недешевая.

— Их Коровка мне принес, — сообщил Семен Прокофьевич. — Попросил помочь. Надо бы заняться.

— Так диагноз сняли, — удивился председатель.

— Он просил, чтобы в документах не осталось упоминания о дебилизме. В поликлинике и военкомате.

— А не много хочет?

— А чего теряем? — подключился третий член комиссии. — Он ведь не в космонавты собирается, как предполагаю?

— Да куда ему без образования, — подтвердил профессор. — Будет грузчиком работать в магазине — так мне сообщили.

— Вот за грузчиков и выпьем, — предложил член комиссии. — Два письма за вашей подписью, Валентин Владленович, стоят «Арарата». И колбаска хороша — так и хочется попробовать. Вы согласны?

— Разливайте, — согласился главный врач…[12]

***

На работу утром Лосев шел в отличном настроении. Воротившись из диспансера, он порадовал директора приятной вестью, написал заявление о приеме на работу и отвез его в торг. Там же получил направление в поликлинику для оформления медицинской книжки. Он пройдет обследование за день — директор обещала. Жизнь налаживается.

У служебного входа в магазин курил напарник. Выглядел он хмуро.

— Что случилось, дядя Миша? — удивился Николай.

— Ты, что, радио не слушаешь? — буркнул тот.

— Не включал сегодня утром, — повинился Николай. Радиоточку он не слишком уважал, хотя здесь ее почти не выключают. В шесть часов утра вещание открывает гимн СССР. К тому времени люди обычно на ногах. Дальше новости — однотипные, как патроны в магазине, а потом — концерты, постановки… В полночь снова гимн и перерыв в вещании. Николаю это быстро надоело — тот же телевизор в прошлой жизни, только без изображения.

— Комаров разбился[13], — просветил напарник. — Парашюты подвели. Первый не сработал, во втором скрутились стропы.

«Это кто?» — Николай едва сдержал вопрос. Комаров — советский космонавт. В космос полетел два дня назад. Николай слыхал об этом в новостях, но внимания не обратил. В его время полеты на орбиту никого не удивляли, здесь же ими восторгаются. О Комарове Лосев ничего не знал, помнил лишь Гагарина. Юрий Алексеевич погибнет скоро, года не пройдет.

— Вот так, Борис, — дядя Миша выбросил окурок. — Пойдем работать. Хлеб скоро привезут…

За хлебом было молоко. Николай таскал лотки и ящики, поражаясь похоронной атмосфере в магазине. Заплаканные лица продавщиц, такие же — у многих женщин-покупательниц. Смерть незнакомого им человека они переживали, словно близкую потерю. Другое время и другие идеалы…

Завершив работу, Николай отправился к директору спросить, не изменилось ли чего в связи с событием. Алексеевна сидела за столом с потерянным лицом.

— Слыхал? — спросила Николая.

— Беда, — ответил Лосев. — Но подробностей не знаю.

— Возьми, — она придвинула ему газету. — Дома прочитаешь. Придешь к обеду, до него машин не будет.

— Поликлиника не отменяется?

— Нет, конечно, — удивилась Алексеевна. — С утра сдашь анализы, обследование во второй половине дня. По кабинетам проведут, как я сказала. А сейчас иди, Борис, тошно мне. Видеть никого не хочется.