Божья коровка (СИ)

За дверью раздались шаги, и в палату ввалилась целая толпа – мужчины, женщины в халатах и в белых шапочках на головах. Немолодой мужчина, шагавший первым, вытащил из-под стола один из табуретов и присел возле кровати. Прежде, чем он проделал это, Борис разглядел под обрезом белого халата синие форменные брюки с вшитыми в них тонкими зелеными лампасами. Военный медик.

– Ну, здравствуй, старшина, – улыбнулся доктор. – Очнулся?

– Так точно, – прошептал Борис. – Не знаю вашего звания, товарищ…

– Подполковник, – подсказал военный врач. – Но здесь я просто доктор. Как чувствуешь себя?

– Хреново, – не стал скрывать Борис. – Все болит. Едва терплю.

– Где конкретно?

– Вот здесь, – Борис коснулся лба. – Левая рука, еще в груди.

– Понятно, – врач кивнул. – А что ж ты хочешь, старшина? Три осколка. Один скользнул по лбу, сорвав там кожу, но череп не пробил. С этим повезло. С другими хуже. Второй сломал плечевую кость, отчасти раздробив ее ударом. Третий проник в грудную клетку, остановившись возле сердца. Еще чуть-чуть – и не спасли бы. Тебя доставили сюда едва живого, но операции мы все же сделали. Ты крепкий парень, старшина, хотя три дня лежал в беспамятстве. Ну, раз очнулся, будешь жить.

– Спасибо, – прошептал Борис.

– Пожалуйста, – врач снова улыбнулся.

– А что с рукой? Я смогу ей действовать, как прежде?

– Надеюсь, – врач пожал плечами. – Осколки кости мы убрали, концы соединили, их при этом подпилив. Зашили рану. Должна срастись нормально, но рука станет короче. Жить с этим можно, но вот в армии служить нельзя.

«Об аппарате Илизарова здесь пока не знают», – мысленно вздохнул Борис.

– Домой поедешь, старшина, весь в орденах, медалях, – продолжил подполковник. – Наслышаны о ваших подвигах, Хабаровск прямь гудит. Все девушки твои, – он подмигнул. – Или дома кто-то ждет? Невеста есть?

– Не успел до службы.

– Ну, значит, заведешь, – обнадежил врач и встал. – Пациенту – морфина гидрохлорид, двадцать миллиграмм, подкожно. Накормить и обиходить. Приступайте!

Борисом занялись. Для начала впрыснули шприцом в руку лекарство. Спустя короткое время боль притихла. Все та же Вера помогла ему справить малую нужду, подсунув утку. Бориса это не смутило, ее – тем более. По санитарке было видно, что ей не привыкать. Затем она куда-то убежала и пришла с подносом. Сгрузив на тумбочку тарелку с манной кашей и кружку с чаем, помогла Борису сесть повыше и начала его кормить. Есть пациенту не хотелось, но он прилежно поглощал вкладываемую ему в рот кашу, затем запил ее чуть теплым чаем. Вера взяла полотенце и вытерла ему рот.

– Конфет хотите? – предложила.

– А есть? – спросил Борис.

– Вся тумбочка забита, – улыбнулась Вера.

– Откуда?

– Люди натащили. Когда в городе узнали, что в госпиталь привезли раненых с Даманского, так сразу в магазины побежали. Скупили все конфеты, принесли сюда.[96] Вы без сознания лежали, поэтому сложили в тумбочку.

– Давай! – кивнул Борис. – Но ты составишь мне компанию. Одна тебе, другая мне.

– Нельзя! – Вера замотала головой. – Конфеты только вам.

– Тогда и я их есть не буду.

– Ладно, – согласилась Вера, чуть поколебавшись. – Но вы никому не говорите, что я их ела. Нам запрещено. Вы какие любите?

– Шоколадные, – сказал Борис.

– Там все такие, – улыбнулась санитарка. – Хотите «Белочку»? Есть «Мишка косолапый», «Кара-кум» и «Ну-ка, отними!». Вам какую?

«Проверила, какие, – усмехнулся мысленно Борис. – Сладкоежка».

– Пусть будет «Белочка», – сказал.

– Мне «Мишка косолапый» нравится, – сообщила Вера и извлекла из тумбочки конфеты.

Некоторое время оба с наслаждением поглощали лакомство. Откусывали по кусочку и жевали. Борис ел «Белочку» впервые в этой жизни. Конфеты в Минске он не покупал, считая это блажью, которая вдобавок не дешева. Привычка прошлого давила… Зря это делал – оказалось, очень вкусно. Шоколад, дробленые орешки… Когда с конфетами покончили, Вера забрала у него зеленую обертку с нарисованной на ней белочкой с орехом в лапках, сложила и спрятала в карман халата.

– Говорят, – произнесла чуток смутившись, – что вы герой. Совершили подвиг. Китайцев сотни три убили. Спасли от смерти офицера, а еще секретный танк, который там подбили маоисты, не дали захватить. За это вам дадут Звезду Героя СССР.

Борис с трудом сдержался от улыбки. Чем дальше в тыл, тем нелепей слухи о положении на фронте. Он это знал из прошлой жизни. Чего только не наслышался, когда пришел с Второй Чеченской! Их встретили нормально по сравнению с теми, кто воевал на Первой. Либерастическая публика тогда кривилась, называя солдат и офицеров «палачами». Им ближе были те, кто убивал детей, прятался за спины женщин и резал головы солдатам и не только им. Здесь же тех, кто сражался на Даманском, и вовсе зачислили в герои. У девочки восторг в глазах и смотрит с обожанием. Другое время и страна другая. Как жаль, что это потеряют.

– Нет, Вера, – покрутил он головой. – Я воевал там не один. Не клали мы китайцев пачками, хотя им наваляли от души. Много их на острове лежало. Но наши тоже гибли. Война – плохое дело, грязное, кровавое. Какой там подвиг?