Божий дар

Говоров присел на банкетку напротив лестницы. Слышно было, как где-то в конце коридора кто-то говорит по телефону. За закрытой дверью каптерки охранников бубнил телевизор. Народ в основном уже разошелся — кто по домам, кто на свидание, кто куда. Было тихо и пустынно.

Наверху зацокали каблуки — весело, торопливо. Никита поднял глаза. Лена Кузнецова прыгала на одной ноге по ступенькам.

Никита вскочил с банкетки, бросился навстречу, подхватил ее под руку.

— Лен? Ногу подвернули?

Лена рассмеялась:

— Нет. Извините, Никита, я вас не видела.

На самом деле никакую ногу Лена не подворачивала. Просто ей было так хорошо и радостно на душе, что хотелось петь, плясать и прыгать на одной ноге. Вот Лена и запрыгала по лестнице. Хорошо, петь не стала. А то бы Говоров окончательно решил, что она ненормальная.

— Точно все в порядке с ногой?

— Точно. И с ногой, и со всем остальным!

— Вы прямо светитесь. Случилось что-нибудь?

— Да! Случилось! Сегодня пятница, тринадцатое, лучший день в году, вот так-то! Все счастливы, стороны подписали мировое соглашение, Сашка с одноклассниками делает стенгазету, и меня никто раньше полуночи не ждет, так что идем есть борщ, потому что я дико проголодалась, а все остальное потом расскажу! Господи, как же я хочу есть! Это, наверное, от радости!

Никита впервые слышал, что женщина от радости хочет есть. Его бывшая жена от радости, как правило, хотела плакать, пить шампанское, а потом кататься по ночной Москве и искать приключений на свою голову. Впрочем, справедливости ради надо заметить, что радовалась она редко. Чаще ей хотелось плакать просто так или оттого, что ее тонкую душу никто не понимает. Есть бывшая жена никогда не хотела. Считала пошлыми разговоры о еде, хотя все, что готовил Никита, уминала с завидным аппетитом. Правда, старалась делать это, когда его не было дома. А когда Говоров возвращался к пустому холодильнику, сидела на краешке кресла, пила воду с лимоном и изображала интересную бледность.

Женщины, с которыми Говоров встречался после развода, почему-то все сидели на диетах. Говоров от этих их диет с ума сходил. Сидишь за столом — и кусок в горло не лезет, потому что очередная дама сердца смотрит на твою отбивную голодными глазами. Ни себе, ни людям…

Слава богу, Лена ни на каких диетах не сидела. У Петра она с аппетитом ела и борщ, и котлеты, и кулебяку, и даже таскала у Говорова из тарелки знаменитые Петрухины ушки с грибами.

— Никита, мне очень стыдно, — говорила она жалобно, утаскивая очередной карликовый пирожок. — Но они такие вкусные… Я просто не могу остановиться…

Они выпили по пятьдесят граммов водки и как-то незаметно перешли на «ты». Самое время — после нескольких лет знакомства, не правда ли? Говорову было сыто, легко и тепло. Может, от водки, а может, оттого, что напротив сидела Лена Кузнецова, которую он сто лет знал, но никогда раньше не замечал, какая она на самом деле красивая баба. Где-то Говоров прочел, что еда и секс — два самых больших удовольствия в жизни, и человек, который со вкусом и с удовольствием ест, точно так же со вкусом и с удовольствием занимается сексом. Черт, и что ему в голову взбрело? Это же Лена Кузнецова, он же ее сто лет знает…

Лена покосилась на Говорова и стянула у него с тарелки еще один пирожок. Говоров смотрел, как она ест, и понимал: надо срочно что-то делать! Выпить еще водки, сплясать казачка, пойти в туалет и сунуть голову под кран с холодной водой, потому что, если он еще немножко посмотрит, — он за себя не отвечает.

Лена оторвалась от пирожка, поглядела на Говорова очень внимательно и сказала:

— Никит, а давай мы с тобой еще водки выпьем? Только ты мне потом такси поймай, а то я до дому не доеду.

— За что пьем?

— Давай за знакомство!

Это был очень подходящий тост.