Божий Дом

Хирург разрезал грудную клетку от подмышки к подмышке и разделил ребра. Он начал качать сердце рукой. Пинкус вышел из комнаты. [191]Я стоял в оцепенении. Было ясно, что студент мертв. То, что они делали, было самолечением. У хирурга устала рука и он спросил, не хочу ли я продолжать. Как в тумане я подчинился. Я взял в руку молодое безжизненное сердце и сжал. Жесткая скользкая плотная мышца казалась кожаным мешком, наполненным кровью, связанным с главными сосудами внутри грудной полости. Зачем я это делал? Рука болела. Я сдался. Сердце было серовато-синим фруктом на дереве из костей. Тошнотворно! Синее лицо студента бледнело. Алая кровь в грудной полости чернела, свертываясь. Невзирая на смерть, мы его изуродовали. Уходя из палаты, я слышал властный крик Джо: «Здесь есть студенты? Это шанс, который вам не часто представится — открытый массаж сердца! Отличный случай. Ну же, сюда!» Продолжая испытывать отвращение, я спрятался в комнате персонала, где медсестры болтали, поедая пончики, будто ничего не случилось.

— Рад, что ты не уничтожаешь свои коронарные артерии пончиками, Рой, — сказал Пинкус. — Я говорил девочкам, но они не слушают. Им повезло, конечно, что эстроген улучшает их шансы.

— Я не голоден, — сказал я, — мне кажется, что я подцепил болезнь этого студента. И я умру. Я только что проверил частоту дыхательных движений, тридцать два в минуту.

— Умрешь? — переспросил Пинкус. — Хм. Скажи, а у этого студента было хобби?

Старшая сестра взяла история, открыла введенный Пинкусом раздел «Хобби» и сказала:

— Нет, никаких хобби.

— Вот, — сказал Пинкус. — Видишь?! Никаких хобби. У него не было никаких хобби. У тебя есть хобби, Рой?

С некоторой тревогой я осознал, что нет, и сказал ему об этом.

— Тебе нужно хотя бы одно. Мои хобби направлены на улучшения здоровья моих коронарных артерий: рыбалка для успокоения нервов и бег для улучшения формы. Рой, за девять лет работы в блоке я не видел, чтобы умер марафонец. Ни от инфаркта, ни от вируса, ни от каких еще причин. Никаких смертей, точка.

— Серьезно?

— Да. Смотри: если ТВ не в форме — сердце бьется вот так, — Пинкус сделал движение, как будто машет кому-то на прощание в замедленной съемке. — Но, если ты бегаешь, сердечный выброс повышается, и ты всерьез качаешь, и я имею в виду — КАЧАЕШЬ! Вот так! — Пинкус сжал и разжал кулак несколько раз с такой силой, что костяшки пальцев побелели, а мышцы предплечья вздулись. Это впечатляло. Я принял его веру. Я скватил его за руку и спросил, что нужно делать, чтобы начать. Пинкус был доволен и сразу начал с размера ботинок. Вместо атеросклероза и вирусов мой разум заполнился кроссовками Нью Бэланс, анаэробным гликолизом мышц и подпиской на «Мир бегуна». Мы спланировали расписание, которое через год сделает меня марафонцем. Пинкус был Великим Американцем.

Остаток дня я провел, избегая Джо и паникуя. Джо хотела научить меня всему обо всем, чтобы, оставшись ночью в одиночестве на моем первом дежурстве, я справился. Недовольная перспективой передачи мне своего блока, Джо бродила вокруг, говоря мне: «Я никогда не выключаю пейджер.» Наконец она ушла. Как обычно во время моей практики, зная немного, я оставался отвечать за очень многое. Мне нужен был кто-то, знакомый с правилами и порядками блока. [192]Я отправился к старшей сестре и сообщил, что я в ее распоряжении. Довольная, она начала учить меня тому, что никто не показал мне за четыре года ЛМИ, наполненных кинетикой ферментов и зебровидными болезнями. [193]Я стал технологом, обучающимся выставлять параметры на вентиляторах.

Незадолго до ужина меня вызвали в приемник к моему первому поступлению, сорокадвухлетнему мужчине по фамилии Блум с первым инфарктом. Он поступал в блок из-за своего возраста. Если бы ему было шестьдесят два, он бы отправился в обычное отделение и его шансы выжить уменьшились бы в два раза. Блум лежал на койке в приемнике, белый, как простыня, задыхаясь, встревоженный и морщащийся от боли в груди. Его глаза выражали тоску умирающего, желающего провести последние деньки по-другому. Он и его жена смотрели на меня, их надежду. Чувствуя себя неловко, я вспомнил Пинкуса и спросил какое у него хобби.

— Нет, — выдохнул он, — у меня нет хобби.

— Что ж, после этого вам стоит завести одно. Я начинаю бегать для поддержания формы. И всегда есть рыбалка для успокоения нервов.

Факторы риска были не на стороне Блума. Он перенес серьезный инфаркт и на четыре дня завис у врат смерти, завис благодаря блоку. Я вкатил его в БИТ, где сестры столпились вокруг него, подсоединяя его к мониторам, свету, звуку и всему, к чему они могли его подсоединить. Олли зажегся, демонстрируя измененное ЭКГ Блума. Что я мог сделать с несчастным сердцем Блума? Не очень много. Наблюдать окончание инфаркта. [194]

Чак и Рант, знавшие о тяготах моей первой ночи в блоке, зашли поболтать. Хотя нам и было тяжело поддерживать связь друг с другом, случившееся с Потсом и Эдди заставляло нас общаться почаще. Я обратился к Ранту: