Божий Дом

Бэрри спросила, как прошел мой первый день, и я ответил, что это было не похоже ни на что, насыщенно, мощно, как будто часть космической программы, но и, в то же время, как нахождение в овощной лавке, где овощами были люди. Мне было грустно из-за того, что они молоды и умрут, но это было неважно, так как я тоже умру от этого странного тропического вируса, атаковавшего маленького студента ЛМИ. Бэрри сказала, что мой страх смерти мог быть еще одним проявлением «болезни третьего курса»[187] и что она волнуется о моем сердце. Вспомнив Пинкуса, я сказал:

— Да. к твоему сведению, я собираюсь начать контролировать свои кардиологические факторы риска.

— Я не говорю о механике, я говорю о чувствах. Прошли недели со дня самоубийства Потса, а ты ни словом об этом не обмолвился. Как будто этого не было!

— Это было. И что?

— И он был твоим близким другом и он, черт возьми, мертв.

— Я не могу сейчас думать об этом, я должен выполнять свою новую работу в блоке.

— Потрясающе. Несмотря на все, что произошло, для тебя нет прошлого!

— Что это должно означать?

— Ты и другие интерны выживаете ежедневно лишь затем, чтобы начать следующий день. Забудь сегодняшнее сегодня. Полное отрицание. Мгновенное подавление.

— Ну и что в этом такого?

— То, что ничто не меняется. Человеческая история и опыт ничего не значат. У вас нет роста. Невероятно! По всей стране интерны проходят через это и входят в новый день, как будто вчера не было. «Забудь об этом», «Все прошло», «Возвращение домой», «Любовь», «Медицинская иерархия». И так далее. Это больше, чем самоубийство. Это то, что делает вас докторами. Прекрасно!

— Я не вижу в этом ничего плохого.

— Знаю, что не видишь. И это плохо. Это не навыки врачевания, которые ты изучаешь, а умение проснуться на следующий день так, будто ничего не произошло, даже, если так случилось, что друг покончил с собой.

— Мне предстоит многому научиться в блоке. Я не могу себе позволить думать о Потсе.

— Прекрати, Рой, ты не какой-то тупой чурбан, ты — личность.

— Послушай, я больше не твой всезнающий интеллектуал. Я просто парень, который учится зарабатывать на жизнь, хорошо?

— Отлично! Все пятна на твоем солнце исчезли.

— Как ты можешь заставлять меня думать, если завтра я умру?

19

На следующее утро я проснулся с еще более сильной болью в горле. Я ехал в Дом, кашляя и не интересуясь ничем, кроме боли в спине. Я вскоре отправлюсь за студентом ЛМИ в предсмертную кому. Джо как раз закончила осматривать ночные выделения[188], но прежде, чем мы начали обход, я настоял, чтобы она прослушала мои легкие. Она сказала, что они в порядке. Несмотря на это, я волновался настолько, что никак не мог сконцентрироваться и СПИХНУЛ себя на рентген легких. Я проанализировал снимок с радиологом, который заверил меня, что все в порядке. Из блока позвонили на пейджер в связи с остановкой сердца, и я понесся назад.

Остановка была у студента. Пятнадцать человек столпились в его палате: араб вентилировал его легкие, медсестра, запрыгнув на койку, делала закрытый массаж сердца, с каждым систолическим нажимом ее юбка задиралась к талии, хирургический шеф-резидент с темными курчавыми волосами на груди, выбивающимися из воротничка его хирургического костюма, а в углу палаты едва поместились Джо и Пинкус. Пинкуса вызвали с утренней пробежки, и он, в кроссовках и спортивном костюме, отвлеченно смотрел в окно.[189] Джо, холодная, как лед, глаза на ЭКГ, выбирала лекарства, лаяла распоряжения медсестрам. Посреди всего этого студент лежал куском мяса.

Несмотря на все усилия, студент продолжал умирать. Как обычно и бывает в таких случаях, после часа усилий всем было скучно, хотелось закончить и дать уже пациенту умереть, позволяя сердцу последовать за умершим мозгом. Джо, в ярости от мысли о провале, заорала: «С этим парнем мы давим до последнего!» Когда сердце все-таки отказалось заводиться, Джо распорядилась поджарить его еще четырьмя разрядами,[190] но это не помогло, и она замерла, оставшись с пустым мешком медицинских трюков. Это было сигналом к началу действий хирургов, и шеф-резидент, желая превратить драму в резню, разгорячился и сказал:

— Эй, хочешь открыть его грудную клетку? Открытый массаж сердца?

Джо радостно сказала:

— А то! Этот парень вошел сюда на своих ногах. Мы давим до последнего!