Божий Дом

— Точно, она не человек, а растение. Ее горбы фотосинтезируют. В своей доброте она дает кислород всем нам.

— Не-а, вы все ошибаетесь, — сказал Рант. — Я знаю, что в ее горбах, но это не кислород и не человеколюбие.

— Ладно, старик, что же в них?

— Перцы чилли. Горбы Оливии обычные большие перцы чилли.

Когда смех утих, Чак запел песню Миссисипи Джона Харта:

Когда закончу путь земной,
Отдайте морю мое тело,
Раздайте скопленное мной,
Хочу чтоб мне русалка пела.

Мы все когда-то слышали, как другой интерн пел эту песню. Тем другим был Уэйн Потс. Мы были готовы, пришло время обеда в Местной Забегаловке.

Гилхейни и Квик стояли на входе. Когда мы вошли, они одарили нас подмигиваниями, одно — рыжое и толстое, другое — темное жилистое и худое. Легго не догадывался, кого он выбрал себе в защитники. Мы набились в Местную Забегаловку и налегли на бутерброды. Легго ел, стоя впереди. Чувствуя напряжение в воздухе и зная, что осталось всего две недели шеф-резиденства до готовой позиции в группе Слерперов дома, Рыба старался не допустить взрыва. Встав перед нами, он начал с объявления того, что Эдди и Хупер ждали с таким нетерпением, победителя награды «Черный Ворон».

— То есть это было всерьез? — спросил я Чака.

— Может и нет, но Легго с Рыбой в это верят.

— ... И так как одна награда в этом году, звание СЛИ, была получена Роем Башем и награда была выполнена в виде заколки для галстука, мы решили изготовить заколку и для «Черного Ворона.» Рыба поднял в воздух серебряную заколку с черным вороном на конце и сказал: — Я знаю, что за эту награду шло яростное соревнование между Эдди и Хупером, которые шли ноздря в ноздрю до вчерашней ночи, когда смерть пациентки Розы...

— КАЦ! РОЗА КАЦ! — заорал Хупер. — ДА! Я ЗНАЛ ЭТО! РОЗА КАЦ ВОЗВЕЛА МЕНЯ НА ВЕРШИНУ! Я ВЫИГРАЛ!

— Да, — сказал Рыба, — вскрытие миссис Розы Кац было проведено сегодняшним утром, и я с удовольствием объявляю победителя первой в истории Дома награды «Черный Ворон», доктора Хупера.

— ДААААА! — заорал Хупер, выбегая к Рыбе и получая свою заколку и поездку на двоих в Атлантик Сити. Он изобразил победную пляску и спел: «На набережной у моряяяя...»

— Подождите, — сердито начал Рант. — Роза Кац была моей СБОП. Я требую признать ее смерть и вскрытие за мной. Я тяжело работал, чтобы добиться ее смерти, но Хупер обобрал меня. Он пришел вчера ночью, хотя он даже не дежурил, а я спал дома. Эдди дежурил, а так как Роза умерла во время его дежурства, я уверен, что она хотела бы отдать разрешение на вскрытие ему. Эдди победил, не Хупер.

— ЭЙ! ЭЙ! ЭЙ! — закричал Эдди, вставая и устремляясь вперед. — ЭЙ, МУЖИКИ, ЭТО — ЭДДИ! ХУПЕР, ТЫ МОЖЕШЬ ГЛОТАТЬ МОЮ ПЫЛЬ! Я — ЧЕРНЫЙ ВОРОН, ЧЕСТНАЯ ПОБЕДА! АПЛОДИСМЕНТЫ ДЛЯ ЭДИ! ЭЙ! ЭЙ! ЭЙ!

Это спровоцировало скандал. Эдди и Хупер начали спорить, пихаться и толкаться, а потом всерьез замахиваться друг на друга, а мы кричали и улюлюкали, как на настоящем боксерском матче, но тут полицейские вмешались и развели их. Легго вышел вперед и сообщил, что решение жюри окончательное и Хупер стал первым «Черным Вороном» Дома. Хупер с облегчением пожал руку Эдди и потом, обернувшись к нам, чуть не плача, сказал:

— Вы знаете, друзья, я не могу в это поверить. Моя мечта сбылась. Я хочу, чтобы вы знали, что я бы не смог добиться этого без вашей помощи, каждого из вас. Вы помогли мне стать тем, кто я есть, и я никогда не забуду этого. От всего сердца, спасибо, друзья. На набережнооой...

Легго и Рыба не дали Хуперу допеть вторую строчку, и мы перешли к серьезному вопросу:

— Все вы, придя сюда почти что год назад, — начал Легго, — согласились закончить два года, но кое-кто из вас думает об уходе из терапии. Мальчики, я буду откровенен, я делаю ставку на то, что вы проведете еще один год в резидентуре и этот год будет благотворным. Одного года мало. Это ничто, выброшенное время. Второй год — основа всего, закрепление навыков, придающее всему этому завершенность. — Он остановился. Напряженная тишина заполнила комнату. Выброшенное время! — Итак, кто из вас собирается в психиатрию? Поднимите руки.

Пять рук поднялись в молчании: Рант, Чак, Эдди, Ворон и СЛИ. И тут глаза Легго и Рыбы вылезли из орбит. Мы повернулись и увидели, что оба, Гилхейни и Квик, подняли руки.

— Что?! — закричал Легго. Вы тоже? Вы полицейские, не врачи. Вы не можете стать психиатрами первого июля!

— Мы полицейские, — начал Гилхейни, — и, говоря по правде, психиатрами стать мы не сможем. Нам это кажется странным ограничением, учитывая, сколько мы видим неправедных и криминальных извращенцев.

— Ну и что? Заканчивайте уже.

— Мы решили стать психоаналитиками.[217]

— Психоаналитиками?! Вы, копы, думаете стать психоаналитиками?!

Повисла пауза, а потом прозвучал знакомый ответ:

— Были бы мы полицейскими, если бы это было не так?

— Да, — сказал Квик, — психоанализ был нам представлен нашим другом, Взрывоопасным Даблером. А также доктором Джефри Коэном.

— Что?! — завопил Легго. — Даблер — психиатр?!