Божий Дом

Замечательный подарок! Противоречивые мысли заполнили меня. Я думал о том, что сказал дед про других женщин. И о том, что я действительно привязан к Молли. Я спросил:

— Ты считаешь, что я подонок, так как я встречаюсь с тобой и с Бэрри?

— Нет, правда нет.

— Это невероятно, — сказал я, — ты настолько красива и сексуальна, и в тебе столько... столько жизни и свободы. Просто невероятно. Я не думал, что такие как ты существуют. Ты очень мне дорога!

— Я люблю тебя, Рой, даже, если все, что ты видишь во мне — тупую медсестру.

— Ты не тупая медсестра!

— Наверное, нет. Я просто обычная католичка, которую монашки заебали по самые гланды, и я возвращаю то, от чего отказывалась тогда! И я хочу веселиться!

— Ты не думаешь, что я подонок?

— Рой, прекрати, наконец! Нам просто весело, хорошо?!

Конечно, это было хорошо, и я собрался, поцеловал Сью и Тони, и эту горячую влажную штуку, которая так сильно сжимала Оскара, как способны только двадцать процентов влагалищ, и она целовала нас с Оскаром, и, наконец, через тепло и поцелуи, с заколкой для галстука, снова возбужденные, мы с Большим Оскаром смогли уйти, что было чудом, как и то, что мы согласилсь отправиться через метель в старый добрый Божий Дом.

Не было ли это той самой ночью, когда мой двоюродный прадед Талер, лишенный возможности стать скульптором, проник в конюшню и ускакал в неизвестность, украв лучшего коня?

13

Но та ночь была пиком моей радости от работы в приемнике. Удовольствие закончилось, началось издевательство.

Издевательство началось прямо у входа, где Эйб стоял, раскачиваясь в углу, один, шелковые трусики на голове. Он ругался на других ожидающих в предбаннике, а те оскорбляли его в ответ. Заметив меня, он замолчал, оглядел меня, не узнавая, и требовательно спросил:

— Ты еврей?

— Да.

— Проблема с вами, евреями — обрезание.

Медсестры были расстроены из-за ухудшения Эйба и умоляли Коэна сделать что-нибудь, чтобы отсрочить неизбежное — повторную принудительную госпитализацию Эйба в государственную психиатрическую лечебницу. Коэн, казалось, был на грани срыва. Полицейские должны были начать работу лишь в полночь. Флэш ушел в отпуск, отправившись в какую-то аграрную дыру в центре страны, где проживали его многочисленные умственно-отсталые родственники.

Меня послали осмотреть злобного пьяницу, который заявил: «Меня ударило тележкой в супермаркете и у меня проблемы с ногами».

— Когда тебя ударили?

— Шесть лет назад.

— Это не экстренный случай, приходи в понедельник в амбулаторию.

Он отказывался уходить, и я позвал Гата, с которым мы пытались убедить его свалить, но он начал раздеваться, показывая свои ноги и приговаривая: «Посмотри на это, а?» — и, когда мы увидели покрытые кровью и гноем портянки, меня затошнило, а Гат завопил: «НЕ СНИМАЙ ЭТО!»

— Чего это не снимать? — весело сказал пьянчуга. — Вы — доктора? Вот и смотрите!

Пропитанные гноем портянки отлетели в сторону и перед нами предстали самые вонючие, уродливые, истекающие гноем и кровоточащие, доходившие до кости язвы, что мы когда-либо видели. Мне стало дурно. Гат весь покраснел от ярости и заорал, брызгая слюной в лицо алкашу: «ТЫ ЧТО, ДОЛЖЕН БЫЛ ЭТО ДЕЛАТЬ? ТАК СИЛЬНО ХОТЕЛОСЬ, СВОЛОЧЬ!?»

Ситуация продолжала ухудшаться. Все, что происходило, соединилось в одну цепь гнусностей. Недодозы, передозы, алкаши, психи, бляди, венерические болезни и чешущиеся влагалища, заставляющие меня сидеть перед гинекологическим креслом, глядя в эти кошмарные вещи праздничного мира. Поспать мне не давали постоянными звонками.[147] В три утра пригородную домохозяйку втащил муж.

— Я не могу стоять прямо, — сказала она, заваливаясь набок.

— И как давно? — спросил я заспанно.

— Три месяца.

— Тогда почему явились сегодня?

— Стало хуже. Смотрите, я могу стоять вот так — сказала она, стоя под углом, — но я не могу стоять вот так, — продолжала она, встав прямо.

— Но вы стоите именно так! — заметил я.

— Я знаю, но предпочитаю стоять не так.

Я СПИХНУЛ ее домой, за что она перед уходом на меня наорала. В четыре тридцать меня разбудил крик боли ОЙ ОЙ ОЙ, и я понял, что прибыло поступление в терапию. Медсестра протянула мне историю и сказала:

— Не волнуйся, это безнадежно. Рак груди с метастазами в кости таза, позвоночника и в брюшину.