Божий гнев

Казановская тоже обратилась к королю с просьбой о должности для мужа, а Ян Казимир ни в чем не мог ей отказать. Таким образом, Радзеевский был сделан подканцлером.

Затем открылся новый сейм. Королева была деятельной по-прежнему. Ян Казимир более чем когда-либо, подчинялся ей. По смерти Оссолинского ее влияние на общий ход государственных дел еще усилилось.

Старались обезопасить себя от великого князя Московского, предвидя уже новые столкновения с казаками, которые также могли обратиться за поддержкой в Москву, и не скрывали этого намерения. Единство веры тянуло их к ней, хотя Хмель охотнее вступил бы в союз с турком, так как этот союз обеспечивал ему больше свободы.

Кроме переговоров с великим князем Московским, дома причиняли много беспокойства не получавшие жалованья солдаты, которые заключали союзы, выбирали себе вождей и донимали Речь Посполитую своим своеволием. Казна не могла уплатить сразу, приходилось вступать в переговоры с конфедерациями, и Речь Посполитая оказалась бы в полной зависимости от них, если бы явился неприятель, так как войско и не подумало бы собраться, пока не получило бы жалованья.

Все, кто глубже вникал в дела и их последствия, видели, что тут не в одних деньгах суть. Боялись давнишних рокошей[17], так как жолнерские союзы, под другим именем и формой, ничем не отличались от них. Войско восставало против властей, и с ним приходилось договариваться, как с неприятелем. Доходило до того, что с жолнерами уже трудно было объясняться и подскарбий должен был обращаться к законоведам, чтобы улаживать дела с союзами.

Великий князь Московский, требовавший возвращения крепостей, стоявшие за ним казаки и, наконец, жолнеры, не получавшие жалованья и готовые бунтовать, — все это не давало покоя королю; но Ян Казимир обладал счастливым характером, который не позволял ему долго мучиться. Пустейшие забавы отрывали его от важнейшего дела, если оно являлось в некотором отдалении. Заботы падали главным образом на королеву, а его королевское величество видел все в розовом свете.

Весь этот год не прекращались переговоры с великим князем Московским и торги с войском, закончить которые было тем важнее, что из Запорожья уже приходили известия, заставлявшие предвидеть неизбежность распри с казаками.

Королеве эта война казалась почти желанной — для мужа. Она постоянно мечтала об огромной, решительной, блестящей победе, о разгроме, который возвысил бы Яна Казимира и увенчал его лаврами. Все старания были приложены к тому, чтобы этот поход вышел не бессильным и вялым, как зборовский, а мощным и победоносным.

На черной туче, уже возвещавшей близкие громы и вихри, резко обрисовывались мелкие случаи, которые в будущем должны были приобрести историческое значение.

Каким способом Бертони удалось втереться во дворец, бывший Казановских, а теперь подканцлера Радзеевского, трудно отгадать. Вероятно, у нее с давних пор были там знакомства, и так как король очень интересовался судьбой подканцлерши, то итальянка воспользовалась этими знакомствами, чтобы при их помощи услужить королю, добиться его милости и получить к нему свободный доступ.

Едва состоялась свадьба, как начали распространяться слухи о возникавших уже недоразумениях. Сначала никто по хотел этому верить, однако ясно было, что хорошенькая пани Эльжбета и деспотичный и наглый подканцлер не созданы друг для друга, но слишком поздно убедились в этом.

Сама пани при жизни снисходительного и баловавшего ее мужа привыкла поступать, как ей нравилось. Радзеевский же хотел сделать ее послушным орудием своих интересов.

Мелкие столкновения превращались в крупные недоразумения.

Дворец Казановских, великолепнейшее здание в Варшаве, с которым не могли поравняться ни королевский замок, ни дворец короля в Краковском предместье, был полон неоценимых сокровищ, копившихся в течение многих лет.

От дорогого оружия, доспехов, лат или серебра и драгоценных безделушек до картин и статуй, все отличалось неслыханной роскошью. Погреба, кладовые, конюшни поражали иностранцев.

Радзеевский, овладев этим богатством, хотел распоряжаться им; жена протестовала, сначала кротко, но он не обращал на это никакого внимания. Кроме того, пани Эльжбета привыкла принимать у себя, кого хотела, окружать себя людьми, которые ей нравились, и ее дом был одним из самых гостеприимных в Варшаве. Радзеевский хотел подчинить все это своему контролю и распоряжению; словом, хотел быть господином и, не считаясь с желаниями жены, распоряжаться ее имуществом.

Подканцлерша не могла выносить этого и упорно сопротивлялась.

Сначала эти мелкие супружеские столкновения никому не были известны и не выходили за стены дворца.

Радзеевская, может быть, только ради задора, сообщила о своем положении королю, а подканцлер откровенно рассказал обо всем Марии Людвике, которая не любила его жены.