На следующий день мы провели еще одно собрание, но уже в другой церкви. И так далее, вечер за вечером. До конца собрания мы никогда не объявляли, где будет проходить следующая встреча. Но даже в этом случае люди стояли на тротуаре у церкви, ожидая начала выступлений приезжего голландца. Все это привлекало к нам слишком большое внимание, и скоро мы придумали новую уловку, просто объявляя, что на следующий день состоится собрание, но не говоря, где именно. И на следующий день люди звонили по телефону, передавая друг другу, где назначена встреча.
Когда мы сидели на возвышении около кафедры, ожидая начала собрания, я видел, как пасторы вглядываются в лица собравшихся.
"Они ищут тайную полицию, - объяснил профессор Б., - мы знаем многих из них в лицо. После восстания стало опасно собирать большие толпы народа по какой бы то ни было причине".
Нервозность и озабоченность заразительны, поэтому где-то в середине нашей евангелизационной кампании мне тоже стали сниться неприятности с полицией.
Однажды вечером полиция действительно пришла.
Я понял это по выражению лица профессора.
"Они здесь", - шепнул он, и мне не нужно было спрашивать, кто это "они". Он дал мне знак, чтобы я прошел за ним в другую комнату. Там нас ждали два человека в обычной одежде. Они задали мне кучу вопросов, а на следующее утро велели явиться в их департамент вместе с профессором.
"В последний раз, - сказал профессор после их ухода, - двух человек арестовали. Они долго просидели в тюрьме".
После богослужения все пасторы собрались на совет, чтобы решить, что делать. Профессор предложил поехать к нему и помолиться. Так я впервые попал к нему домой. Я забыл, какое выдающееся место занимал профессор в обществе Восточной Европы: его квартира была огромной и роскошной. И таким положением он рисковал!
Профессор познакомил меня со своим сыном, Яношем, который мне сразу понравился. Он недавно женился и был преуспевающим молодым адвокатом. Он тоже готов был пожертвовать своим положением, принимая участие в полулегальном собрании христиан. В тот вечер нас было семь человек, семь христиан, которые собрались так, как собирались все христиане с момента возникновения Церкви - тайком, рискуя, молясь вместе, чтобы через чудесное вмешательство Самого Бога избежать столкновения с властями.
Мы все молились в гостиной профессора Б., стоя на коленях вокруг маленького кофейного столика в центре комнаты. В течение часа мы искренне ходатайствовали, моля Бога помочь нам в нашем бедствии. И вдруг мы перестали молиться. Каждый из нас в одно и то же время почувствовал уверенность, что Бог услышал нас и на нашу молитву дан ответ.
Мы поднялись с колен, в удивлении щурясь друг на друга. Я посмотрел на часы. Было 11.35 ночи. В этот час мы точно знали, что завтра все будет хорошо.
На следующее утро ровно в девять часов мы с профессором были в полицейском управлении. Пока мы ждали, профессор шепнул мне, что он очень хорошо знает все управление. Глава департамента был неутомим в своем преследовании Церкви. Его заместитель был намного более терпимым человеком.
"Нам велено, - сказал он, прикрыв рот рукой, - явиться к начальнику. Это плохо".
Девять тридцать, затем десять. Вот и одиннадцать часов. Мы оба уже привыкли к подобным бюрократическим проволочкам, но это было слишком долго по всем стандартам. Наконец уже почти в двенадцать часов появился чиновник.
"Идите за мной", - сказал он.
Мы с профессором пошли по длинным коридорам вслед за чиновником. Мы прошли мимо кабинета начальника управления и продолжали идти дальше. Профессор посмотрел на меня и поднял в удивлении брови. Наконец мы остановились. Начальник, объяснил чиновник, накануне вечером заболел. Наше дело поручено его заместителю.
Профессор бросил на меня быстрый взгляд. Через двадцать минут мы выходили из кабинета свободными людьми. Мне так и хотелось спросить, в котором часу заболел начальник. По сей день я уверен, что нам бы ответили - в 11.35 ночи.
Столкновение с властями лишило нас возможности устраивать новые собрания в Будапеште. Профессор организовал для меня десятидневную поездку на восток страны и нашел мне переводчика.
Когда я вернулся в Будапешт, я отправился к моему другу и его сыну, чтобы рассказать о поездке. Но сразу почувствовал что-то неладное. Во-первых, посреди бела дня и отец и сын были дома. Никто из них ни словом не обмолвился о том, что случилось. Они настояли, чтобы я приехал на другой день и перед отъездом позавтракал с ними.
На следующее утро я опять испытал то же щемящее чувство катастрофы. Когда мы встали из-за стола, Янош достал из кармана маленький пакет. И только позже я узнал, какие события произошли в этой семье, и тогда мне стало ясно значение этих слов.
"Мы не знаем, как нам выразить благодарность вам, - сказал Янош, - вы сильно рисковали, приехав в нашу страну. Мы хотим подарить это вашей девушке, которая ждет вас в Голландии".
Я рассказывал им о Корри. Внутри коробочки лежала старинная золотая заколка, украшенная рубинами. Они засмеялись, увидев выражение моего лица. Янош обнял свою молодую жену за плечи.