Божий суд

            Он был подавлен беседой с князем Мстиславом. Скажи ему то же самое Борис Давыдович, князь Михаил, да любой другой из князей – он бы пропустил их слова мимо ушей. А тут, словно землю вдруг выбило из-под ног… Князь Мстислав – слов на ветер не бросает. За ним за самим, как за крепостной стеной: и закон, и правда, и совесть. Причем, не только его, но и всей Руси… Не зря его так любили и уважали в народе.

            Князь Илья тяжело опустился на свое место в порубе и обхватил голову обеими руками. Боль в руке даже радовала его: с ней было легче переносить такую жестокую обиду судьбы…

            Последнее, на что он надеялся и чем оправдывал себя все эти годы и, особенно в эти дни и даже часы Божьего суда – оказалось всего лишь жалким, пустым самообманом. И… как же теперь жить?

            Появившийся в порубе воевода что-то тихо сказал охраннику, показывая глазами на дверь, на меч и на князя Илью. Тот понимающе кивнул, вытянулся во весь свой богатырский рост перед ушедшим воеводой и уже куда более весело подмигнул пленнику.

            На этот раз князь Илья даже не обратил на это внимания. Совсем иное занимало его думы.

            Как же теперь жить-то дальше? И главное – чем?…

            Он поднял голову, увидел лежавшее у горящей свечи Евангелие и, раскрыв его, прочитал:

            «Приидите ко Мне вси труждающиися и обремененнии, и Аз упокою вы. Возмите иго Мое на себе, и научитеся от Мене, яко кроток есмь и смирен сердцем: и обрящете покой душам вашим. Иго бо Мое благо, и бремя Мое легко есть».

            Князь Илья удивился, как вдруг по-иному прозвучали эти настолько знакомые, что он давно уже перестал вникать в их глубинный смысл, слова. Сердце само рванулось к ним. Но разум продолжал оставаться на месте.

            «Легко сказать – стать смиренным и кротким в этом коварном, не знающем пощады мире! - покачал головой он, и тут же, устыдившись, оборвал себя на полумысли: - Хотя - Христос сам подал пример нам в этом, взойдя, вместо того, чтобы стать царем всех царей и обладать сокровищами всего света, на страшный голгофский Крест…»

2

  Горислава замерла с уже протянутой к шнурку с печатью рукой…

            Дверь поруба неожиданно скрипнула и отворилась.

            - Вот и первый гость! – усмехнулся князь Илья, поднял голову и остолбенел.

            На пороге стояла… Горислава. Румяная с мороза. Красивая. В ушах – серьги. На пальцах перстни – подарки батюшки с матушкой и… как он сразу заметил – их обручальное колечко…

            А в руках… в руках у нее был узелок. Охранник увидев его, требовательным знаком велел развязать и показать, что там, очевидно, чтобы убедиться, нет ли в нем ядовитого зелья.

            Горислава подошла к нему, что-то шепнула, отдала, и тот сразу отвернулся к стене и сделал вид, что все, что произойдет дальше, его совершенно не касается.

            А Горислава, с так и не развязанным узелком, направилась прямо к князю.

            Если бы он был повнимательней, то сразу б заметил, что на одном из пальцев девушки не доставало самого дорогого, доставшегося ей в наследство от еще прабабушки, великой, как он слышал, княгини, перстня…

            Да и до того ли было ему сейчас?.. Действия охранника он просто отнес к заслуге своей бывшей невесты, своей кротостью и чистотой умевшей укрощать самые злобные сердца…

            Князь Илья повернулся к ней, цепь зазвенела, и он горько усмехнулся, кивая на нее:

            - Вот где довелось нам с тобой встретиться!..

            - Но я же ведь обещала, что пойду за тобой хоть на край света. А это – всего лишь смоленское княжество! – напомнила, подсаживаясь к нему, Горислава и прошептала: - Любый мой!

            - Как! Ты… прощаешь меня? – недоверчиво посмотрел на нее князь Илья.

            - Да как же я могу таить обиду на человека, который, после Бога, для меня роднее всех людей на земле? Дороже батюшки… дороже матушки… - не скрывая своей любви, ответила Горислава.

            Помогая себе зубами, она быстро развязала узелок и стала выкладывать рядом с открытым Евангелием крошечные баночки и горшочки…

            - Что это? – покосился на них князь.

            - Целебные, чудодейственные мази! - прошептала в ответ Горислава. – Конечно, надо было сразу помазать ими твои ожоги, но давшая мне их травница сказала, что, быть может, еще не поздно…

            - Оставь это… - отстраняя от себя здоровой рукой снадобья, покачал головой князь. - Поздно… Все уже поздно! Да и чтобы снять повязку – придется ломать печать…

            - Ничего не поздно, любый! – настойчиво принялась открывать баночки Горислава. – И с печатью все уже договорено. После меня сюда придет Мстислав Мстиславович и сделает новую!

            - Вот как? – изумился князь Илья. – Да чем же ты прельстить-то его смогла, что он даже Бога не побоялся?!

            - Как чем? Своей любовью конечно – к тебе! – зардевшись, поспешно уточнила Горислава. - Он в любви толк понимает, и жену свою так любит, что у них, наверное, будут самые счастливые на земле дети!1

            Князь Илья согласно кивнул и сказал: