О.: Ой, можно я сама расскажу? Гуляем мы, значит, темным осенним вечером в парке, практически в лесу. Не с тобой, с другим монахом — из Вьетнама, ты знаешь. Фонарей в лесу нет. Гуляем, монах и я, в глубине лесного массива, никого вокруг, мы одни. Идем и разговариваем. Но я периодически молча боюсь маньяков. Внезапно шаги по гравию, навстречу нам бежит девушка… Ничего такого, Эдуард, просто совершает пробежку вечернюю. В темноте, одна. Увидела нас, сказала «бон суар» и дальше побежала, не дрогнув. Мы с монахом тоже дальше пошли, причем я — потрясенная. А девушка — нет.
Э.: Вот именно. Фобии зависят от контекста — личного и общественного.
О.: Но у нашего-то человека фобии можно граблями собирать…
Э.: Естественно.
О.: Я же не могу не реагировать на то, что маньяки на детей стаями нападают. Возникает желание дочь вообще наручниками к себе пристегнуть. И гулять ночью в московском парке мне в голову не придет.
Э.: Да, не стоит. А здесь я однажды говорил с молодой женщиной, которая получила образование эксперта-криминалиста. Она жаловалась, что в Квебеке ей совершенно нечего делать, нет никаких интересных преступлений, и вообще преступлений мало.
О.: Не раздражай нас. Мы тоже так хотим.
Э.: Послушай, но ведь ты же знаешь, кем поначалу заселялся Новый Свет…
О.: Частично каторжниками.
Э.: Выходит даже криминальный менталитет может быть повернут в другую сторону. Люди приезжали сюда в надежде новой жизни и постепенно они преобразовали свою жизнь. Мне кажется, в российском контексте проблема не в том, что ничего нельзя изменить, а в том, что мы уже не верим в возможность перемен.
О.: Опыт, Эдуард.
Э.: Иногда даже криминальные элементы понимают, что так жить нельзя. Вот тебе пример. Много лет назад в одном из храмов Рима украли статую Иисуса Пражского, одежда которого была украшена драгоценными камнями, дарами верующих. И вот — статуя исчезла.
О.: Добрые католики унесли на память?
Э.: Возможно и добрые… Кюре сходил в полицию, полиция ничего не нашла. Тогда он встретился с лидером местной мафии и объяснил, как плохо красть из Божьего дома. На следующее утро Пражский Иисус вернулся в том же, в чем и ушел. Как он проник в запертый храм, так и осталось неизвестным.
О.: То есть надо убеждать и разъяснять?
Э.: Не только убеждать, но и показывать действием.
О.: Существуют ли какие-то фобии, которые свойственны всему социуму?
Э.: Прежде всего, это фобия недостатка.
О.: Что это?
Э.: Иррациональная боязнь нехватки ресурсов. Голода сейчас в России нет, но если сегодня в газете или интернете разнесется слух о девальвации рубля, завтра полки магазинов опустеют.
О.: Можно я тебе историю расскажу из своей жизни? Когда случился кризис 2008 года, я на всякий случай запасла крупу и муку. Сложила в корзину на балконе. Потом это все съел жучок, а мне было стыдно, что я извела столько хороших продуктов.
Э.: Типичная фобия недостатка. Еще бывает фобия боязни будущего и обожествления прекрасного прошлого. Раньше все было прекрасно, теперь все плохо, а потом будет еще хуже. Современному обществу также свойственна фобия старости. Если бы ее не было, разорились бы фармацевтические компании и пластические хирурги.
Все хотят выглядеть на двадцать пять, но все равно не получается. Напомню пример из семидесятых годов прошлого века, когда Александров снял фильм с Любовью Орловой «Скворец и Лира». В нем довольно пожилая актриса сыграла роль молодой девушки. Этот фильм молва окрестила…
О.: «Склероз и климакс»… Эдуард, но девочки в любом возрасте хотят выглядеть хорошо!
Э.: Девочки, но кто же вам сказал, что хорошо можно выглядеть только после десяти круговых подтяжек? Вы, девочки, как с ума все посходили. Человек выглядит хорошо в зависимости от того, что у него происходит внутри, а не снаружи. Ты сама мне об этом говорила. Наращивайте внутреннюю красоту и благородство — в старости пригодится гораздо больше косметологии.
О.: Эге. Хочется вызывать восхищение, а будешь вызывать уважение.
Э.: Восхищение без уважения недорого стоит, а настоящее уважение всегда производит восхищение.
О.: Бывают ли фобии, связанные с верой в Бога?
Э.: Конечно. Когда Бога считают злым тираном.
О.: О, конечно. Знаю такую фобию. Не милосердный отец, а хозяин раба. Надсмотрщик, который с утра обходит барак в концлагере с нагайкой.
Э.: Не стоит милосердие и справедливость воспринимать как жестокость и суровость. Это язычество. И не стоит взваливать на Бога все, за что мы сами ответственны на этом свете. Он не полиция и не конституция. Порядок в своей жизни мы должны наводить сами и не смешивать Бога с тем, что проистекает из наших отношений с Ним.
О.: Я бы добавила — не надо размахивать Богом как дубиной, если тебе кто-то не нравится.
Э.: Если мы верим, однажды это случится с каждым из нас. Бог лично обратится к нашей душе и скажет: «Я здесь. Повторите теперь то, что вы обо мне говорили, а потом я сам расскажу о себе». Ожидается немало сюрпризов.
33. «Как крепнет нравственность, когда дряхлеет плоть…»