Божьим промыслом

– Больше вам бегать не придётся, ротмистр, подопрёте последние ряды в центре, а тридцать человек отправьте налево. Станьте крепко, теперь всё решается тут.

Ротмистр ничего не ответил, лишь кивнул и пошёл к своим людям.

А барон первый раз за всё сражение почувствовал, что горло ему сжимает сильная рука или удавка. Пока, правда ещё дышать можно, но давление всё растёт и растёт. Ещё и обед не приблизился, ещё было утро, а из всех резервов у него осталось лишь три десятка стрелков, десяток людей из охраны штандарта да мальчишки из выезда. Всё. Стоя тут, на холме, и разглядывая тяжёлое положение людей Брюнхвальда, он вдруг осознал то, что всё рушится, пушкари еретиков вот-вот разобьют палисады, и мощная и свежая колонна двинется на Рене и Роху, или ещё раз Циммера обойдут, окружат, начнут кусать и жалить со всех сторон, и его солдаты начнут ломать линии, и он не сможет в очередной раз удержать солдат, и те начнут разбегаться, или эта мощная колонна под знамёнами Левенбахов всё-таки сомнёт уже хлипкие, обескровленные бесконечным дождём из арбалетных болтов линии Брюнхвальда.

И тут ему приходит в голову мысль, что он правильно сделал, приказав Максимилиану охранять лодки.

Генерал поворачивается к Хенрику и обращается к нему по имени, чего почти никогда не делал из соображений субординации:

– Рудольф, там внизу, у палаток, стоят два осёдланных коня, приведите их сюда.

– Генерал! – молодой офицер удивлён. – Вам не следует спускаться к полковнику. Это слишком опасно, мы не можем потерять вождя в самый тяжёлый момент! Это будет конец… Если вас даже ранят… нас всех убьют!

«Это хорошо! Хенрик думает, что я собираюсь на коне и со знаменем лезть в людскую кашу под холмом, поэтому и прошу запасных лошадей. Пусть так и думает».

На самом деле Волков думал о том, что кони понадобятся Брюнхвальду и Вилли, чтобы быстро доскакать до лодок, когда всё посыплется. Он не хотел терять проверенных людей, которые стали ему близки.

«Нужно будет предупредить ещё Роху… Ну и болвана Рене».

Про солдат и офицеров, про коноводов и обозных людей он не думал. Всем всё равно не спастись. Поэтому он настоял:

– Рудольф, приведите сюда коней.

– Как пожелаете, генерал.

А линии тем временем прогибались всё сильнее, даже пришедший на помощь и ставший в последний ряд Нейман уже чувствовал, как напирает колонна.

– Фон Флюген! – говорит генерал. Он говорит нарочито спокойно, так, чтобы спокойствие его было видно. – Друг мой, скачите к полковнику Рене, просите его незамедлительно дать мне сто человек из его баталии, они всё равно стоят пока без дела, и скажите ротмистру, чтобы вёл их сюда со всей возможной поспешностью. Вам ясно?

– Да, господин генерал.

– Рене будет канючить, так вы скажите ему твёрдо, что это мой приказ и выполнить он его должен немедленно. Слышите?! Немедленно!

Тут опять, одна за другой, ударили большие пушки. Били они теперь точно, пристрелялись, две порции картечи, прошуршав над головами солдат Брюнхвальда, вырвали кровавые куски из мощной колонны. Колонна чуть замялась, осела, как конь на задние ноги, но сержанты и офицеры тут же навели в ней порядок, и она снова стала напирать, шагать и шагать вперёд редкими, мелкими шажками. Проминая и проминая уставшие линии полковника Брюнхвальда.

Едва ускакал фон Флюген, как прискакал сам полковник Рене и поначалу стал уговаривать генерала не забирать у него людей. Говорил, что палисады уже разбиты, что пушки нечестивцев стали бить по его людям, что сапёры еретиков уже понесли фашины ко рву, однако вид сминающихся линий Брюнхвальда и ледяной взгляд барона заставили его замолчать; он уже собирался уехать, но генерал остановил его, тихо заговорив:

– Когда к вам приедет гонец от меня, скачите сразу к реке, к лодкам.

– О, – лицо Рене вытянулось, – да-да.

– Не забудьте захватить Роху.

– А, да, конечно, конечно.

Едва он уехал, как от Пруффа прибежал закопчённый от порохового дыма пушкарь и сказал:

– Майор Пруфф велел доложить, что картечи больше не осталось, всю выпалили, и крупную, и мелкую, последнюю в пушки кладём, дальше стрелять придётся ядрами. Да и то недолго, пороха осталось две бочки, то на час при такой пальбе хватит.

– На час?! – опрометчиво воскликнул барон. Его услышали стоявшие рядом.

– На час, на час, – подтверждал чумазый пушкарь, – мы ж в жизни никогда так не стреляли. Пушки остывать не успевают.

– Стреляйте всем, что есть.

И это было ещё не всё; едва из-за холма появилась сотня людей, что шла от Рене на помощь Брюнхвальду, как прибежал обозный и сообщил:

– Господин, безбожники опять в лагере, опять бесчинствуют.

Как ни хотелось генералу остаться тут, на холме, ведь именно тут, под холмом у дороги, и решалось дело, но оставлять в лагере просочившихся туда врагов было нельзя. И он выехал туда.