Бозон Хиггса

— Нет, Катя, нет. Немного выпиваем. Совсем немного.

— Ты обманываешь! Если сейчас же не скажешь, что с тобой, я завтра же приеду.

— Ни в коем случае, — возразил я, полагаю, решительным тоном. — Теперь, когда мне лучше, могу и сказать: сердце прихватило. Давление подпрыгнуло. Но сейчас лучше — честно тебе говорю. Не волнуйся, милая.

— Ах, Олег… Нанырялся там… Сердце! Забываешь, что ты уже не молоденький.

— Это точно, Катенька. Знаешь что? Купи себе белое платье до пят.

— Зачем? — удивилась она.

— Так принято, чтоб невеста в белом платье…

— Олег, это что — твои вечные шуточки?

— Никакие не шуточки. Я делаю тебе предложение выйти замуж.

Я слышал ее дыхание.

— Алло, Катя! Ты слышишь?

— Да…

— Мы поженимся. Ты родишь дочку. Непременно дочку, потому что сын уже есть. Слышишь?

— Да…

— И у нас будет куча внуков. В дальнейшей жизни. Ну вот, я сказал тебе всё, что хотел сказать. Катя, какая в Москве погода?

— Хорошая… — По ее тону я слышал, как она ошеломлена.

— Ну, до встречи. Я люблю тебя.

Я выключил мобильник и сел на тахте, нашаривая ногами тапки. Фрося, белая пушистая красавица, шла мимо, высоко держа хвост. А Сережа, вошедший в комнату в конце телефонного разговора, может, в первый раз не дернул Фросю за хвост. Он стоял в нескольких шагах и внимательно смотрел на меня карими, так похожими на Катины, глазами.

— Анна Тихоновна зовет чай пить, — сказал он.

Утром первого сентября мы простились с этой достойной женщиной. Она вручила Вадиму полиэтиленовый пакет, наполненный испеченными накануне пирожками с капустой.

— Так и не нашли вы свой Китеж, — сказала она, пожимая нам руки. — Приезжайте еще. Не забывайте Заволжье.

— Никогда не забудем, — сказал Вадим.

«Ты-то забудешь за первым же поворотом», — подумал я. А вот со мной навсегда останется этот городок, и Анна Тихоновна со своим альбомом и шитьем шляпок, и сине-серый морской простор водохранилища.

Навсегда останется плач девочки из затонувшего города.

Кажется, я всё же нашел свой Китеж.

Наш дилижанс мчался по шоссе на запад, к Москве. Вадим вел машину ровно. Слева и справа долго летели леса — сплошные темно-зеленые полосы. Потом потянулись поля, перелески, мягко освещенные солнцем. День был пленительно хорош. «Еще не всё потеряно для жизни человека на этой удивительной планете», — думал я, погружаясь в дремоту. На заднем сиденье Сережа как включил при отъезде транзисторный приемник, так и не выключал его. Негромко вещали дикторы, вступала музыка, потом снова что-то бормотали… На дорожном указателе промелькнуло слово «Вязники»…

Вдруг я насторожился. Передавали что-то ужасное.

— Сделай громче, Сережа.

— …захватили школу, — грянуло из приемника. — Группа террористов заперла в спортзале несколько сотен учеников и учителей…

— В каком это городе? — крикнул Вадим, скосив на меня взгляд.

— В Беслане, — сказал я.

Ярослав Веров Бозон Хиггса

Двенадцатого мая две тысячи двенадцатого года в ЦЕРНЕ после недельного функционирования Большого адронного коллайдера на девяноста девяти процентах мощности внезапно вышел из строя детектор ATLAS, отвечавший за поиск «частиц массы» — скалярных бозонов Хиггса. Все попытки восстановить детектор не достигли результата. Работа ВАКа была остановлена на неопределённый срок…

(из Новой Википедии Конференции Свободных Полисов, версия 2032 года)

Мой ламповый телевизор 1980 года изготовления утром превратился в хлам. А вечером хламом стала картина Пикассо «Философия сферы» стоимостью в двадцать лямов грамм-эквивалентов. Дело не в цене. Дело в нижнем пределе уровня жизни. На Карте жизни нижний предел сместился на целую абсолютную единицу. За сутки. А это непонятно и страшно. У Антона Васильевича за все сорок восемь лет жизни — на одну сотую сместился. В сторону увеличения.

И что с этим делать?

Сталкер