Три незнакомца миновали крохотный перекресток, прошли чуть дальше и остановились у массивной двери, отгораживающей рабочую зону. Здесь их ожидал еще один мужчина. Не такой широкоплечий, но столь же спокойный и уверенный. У его ног лежит рюкзак, из кулака свисает металлическая цепочка с небольшой картой-ключом.
— Норма?
— Полностью — отозвался один из троицы незнакомцев — Никого вокруг.
Его спутники с облегчением снимали немало весящие рюкзаки, опускали их на пол.
— Клык мертв.
— Клык мертв – согласился мужчина носящий закрытую маску. Он не снял ее и сейчас – разговор велся в полной темноте.
— Как теперь вести стадо? Гребаные суки не умеют ходить молча. Бабы есть бабы. Пока не сломаешь носа — не заткнется. И кто теперь покажет маршрут без чужих глаз? Кто позаботится о случайном свидетеле как это бывало не раз? Всегда есть свидетель, мать его. Всегда найдется любопытный ублюдок желающий влезть в чужие дела.
— Я позабочусь об этом – ответил мужчина в маске. Ответил настолько ровным и спокойным голосом, что ему верилось сразу же – Клык мертв, но «нули» никуда не делись. И Клыка кто-то заменит.
— Говорят это будет Старый Хэм. С таким не договориться.
— Это на мне. Что со стадом? Скольких сук не хватает до пятидесяти?
— Семи.
— Вчера не хватало четырех!
— Три сдохли в корчах от ломки. Они ведь должны быть чистыми от химии. Пусть полудохлыми или облученными, но чистыми от химии. Иначе товар не примут, сам знаешь. Гизо Игольщик пропал. А он неплохо помогал находить овец – каждая долбанная конченая шлюха просто мечтает сделать еще одну тату, особенно если это бесплатно. И не откажется выпить или кольнуться в процессе.
— Ищите! Стадо должно быть полным. Покупатели прибывают завтра. Как с припасами? Мы принесли шестьдесят литров воды и немало пайков.
— Воды надо больше. Но у меня есть запас. Пищи хватит.
— Отлично. Осталось найти еще семь овец, подлечить их, прочистить от дерьма в крови и чуть снять радиацию. Вымыть хорошенько, одеть в комбинезоны и продать оранжевых овечек. Пустая тара готова?
— Эти запасы неистощимы. Пластиковых контейнеров столько, что на годы хватит.
— Здесь все в порядке?
— Я проверил. Никто не появлялся. Дверь не открывалась. Растяжки в боковых коридорах не тронуты. Видел только итальяшек пару раз.
— Макаронники?
— Они самые. Но не здесь. Бродили у одного из проходов в шахтные выработки под нами. Разбирают технику? После наезда «нулей» у Рома нехватка бабла. Их давят.
— Может быть… – задумчиво произнес мужчина в маске – Поставь там пару скрытых камер. У каждого из ближайших проходов в шахты. Но так чтобы тебя не заметили.
— Сделаю.
— Что с полицейской глазастой кувалдой висящей над куполом?
— Это проблема. Но от стада надо избавиться. Затем предупредим покупателей, сделаем паузу и затаимся. Когда дознаватели уберутся – продолжим.
— Как вариант. Может и в отпуск с женой наконец слетаем.
— Так… все проверено, припасы доставлены, медикаменты тоже, сменная тара готова, нехватка сук решаема. Встречаемся здесь завтра за час до прибытия покупателей. Не забудь про камеры наблюдения.
Трое мужчин развернулись и пошли обратно тем же путем, что пришли. Последний использовал карту-ключ и когда массивная дверь открылась – бесшумно и легко – принялся затаскивать внутрь рюкзаки. Плита двери вновь закрылась. Заброшенная промышленная зона снова опустела.
Спустя долгие четверть часа под потолком послышался едва заметный шум. Послышался и затих. Ультрасовременный дрон паук немного изменил позицию, втиснувшись в узкую щель между двумя трубами, закрепился понадежней, выбрал наиболее удобный ракурс для объективов и его черное матовое тело замерло. Второй паук не двигался, его позиция и без того идеальна. Пауки пришли сюда следом за одним из четверых незнакомцев – тем, что пришел сюда первым. Он был другом Игольщика, о нем имелось немало упоминаний на харде из компьютера Гизо, что часто упоминал о кореше технике немало помогшем с настройкой протеза руки превращенного в татуировочную машинку.
Захваченные изображения и звук были уже переданы на защищенные сервера дознавателей, копия отправлена на висящий над куполом тяжелый полицейский корабль.
40.
— О Господи… – эти слова вырвались у не слишком то и верующей в высшие силы Марлин сами собой.
На миг перестав быть холодной и уверенной телохранительницей она стала обычной девушкой пораженной до глубины души. Перед ее глазами замелькали виденные однажды газетные статьи и фотографии. Трупы и кровь, много крови. Упоминание о маленькой девочке, но никаких следов ребенка кроме все той же крови… статья о убитом главе семьи, о изнасилованной и убитой женщине, о искалеченном пацане пережившем и видевшем такое, от чего никогда не оправится и взрослый.
Она сумела вернуть себе самообладание. Вернуть контроль над совершенно лишними сейчас полыхнувшими эмоциями. Опустила взгляд на брата Джорджи съежившегося у ее ног. Звякнула о пол опустевшая металлическая фляга. Она поняла – это правда. Все сказанное Нортисом – правда. Бескорыстно помогший множеству обездоленных людей смиренный монах – насильник и детоубийца.