«Терек» книжным был лишь отчасти: немалая часть его помещения, отнятая от репринтов раритетного «Стрельца», изданного в 1915-м году, была занята морозильниками и прилавками, содержавшими пельмени, русские колбасы, доставленные сюда из Сан-Франциско — там их готовили умельцы из самой многочисленной в те годы колонии русских эмигрантов. О них будет у меня еще случай вспомнить чуть позже.
И всё же на полках у Артема, среди совписовских изданий разных лет, оказались представлены и изданные «Ардисом» Блок, Бурлюк, Крученых, Кузмин, Хлебников, Ремизов, ранний Маяковский. При мне уже там появились повести Войновича, «Метрополь». Правда, при мне же, то есть к середине 70-х, возникли и другие места, где можно было купить русскую книгу. Созданию одного из них поспособствовал и я, обнаружив в «Городе ангелов» небольшую тогда колонию говорящих по-русски жителей, мне показалось, что, может, как раз этим, то есть — торговлей книгами и стоило бы здесь поначалу заняться. «Поначалу» — это когда, при в общем благополучном течении службы в местном рекламном издательстве (там я преимущественно отсиживал свои часы ночью, иногда вечерами) оставалось еще дневное время.
И вот, условились мы, так сказать, кооперировать со стареньким и почти глухим хозяином букинистического магазина на бульваре Святой Моники, обычно пустовавшего — в чем я скоро убедился. Но зато расположен магазин был в районе преимущественного расселения активно прибывавших в те годы новых советских эмигрантов.
Теперь в моём распоряжении оказались несколько полок, которые я заполнил купленными у приезжих книгами: помимо действительно книгочеев-владельцев домашних библиотек, брали их с собой эмигранты в большом количестве, заполняя дозволенный к вывозу вес. Случалось, деньги еще у людей оставались, при ограничениях на провоз через границу мало-мальски ценных вещей, и тем более ювелирных, именно книги казались богатством, и они в понимании «отъезжантов» становились самым выгодным вложением капитала. И теперь, освободив чемоданы и коробки, горе-коммерсанты не знали, что с книгами делать.
Эксперимент, по взаимному согласию с хозяином магазина, мы в тот же год остановили, хотя «товара» я закупил достаточно, при сложившихся темпах реализации книг, хватило бы их до морковкина заговенья, как выражались наши деды.
Только теперь стала всё больше увлекать меня другая идея. Еще и сейчас, бывает, в компании приятелей-эмигрантов середины семидесятых, мне напоминают: помнишь, мы смотрели на тебя, как на сумасшедшего, и говорили — «больше ему не наливайте!», когда ты сообщал нам: есть идея — здесь нужна русская газета. Да…
А ведь и правда, оказалась нужна.
Но это всё — потом. А пока я листал в «Тереке» возвращенные читателю Карлом «Зависть» Олеши и «Египетскую марку» Мандельштама; и ещё — «Неизданного Булгакова»; и еще — «Пушкинский дом» Андрея Битова. А потом — и повести Искандера. Потом был издан «Ардисом» Юрий Трифонов — уже в английском переводе, чего, естественно, у Артема не было… Кстати, переводили с русского на английский (и на другие языки тоже) сами Карл и Эллендея, его жена.
И еще — 15 томов Набокова, часть которых впервые увидела свет в русском переводе в «Ардисе». Вспомним, что Набоков писал по-английски — могло ведь случиться, что русскоязычному читателю его романы оставались бы недоступны еще долго, до нынешних перемен в России.
Было тогда такое помещение в жилом доме, в самом центре Манхэттена: там одна из просторных квартир оказалась складом русской литературы, изданной за рубежами СССР. Запамятовал я название этого учреждения за давностью лет, зато хорошо помню даму, руководившую пополнением этого хранилища, но и пересылкой разными способами книг за «железный занавес» — её фамилия была Штейн… Да, Вероника Штейн, и мне довелось переслать с ее помощью Алешковскому книги по составленному им списку — в нём оказались, главным образом, издания ардисовские… Наверное, не случайно. Юз знал, что заказывать.
А Проффер… не боялся он и умел рисковать: в 1977-м году привез Карл на Московскую книжную ярмарку сотни книг, вроде бы для своего стенда — ни одна из них не вернулась в Америку, все они начали подпольную жизнь в России — чаще всего в виде тысяч фотографических и ксерокопий, ими ночами зачитывались и Москва, и дальние окраины России. А Карлу отказали во въездной визе на все последующие книжные выставки и ярмарки в Москве…
И ведь, надо понять такое: почему юноша, не имеющий никаких славянских корней в своей родословной, стал профессором-славистом, причем, крупнейшим ученым? Правда ведь, ну почему именно ему досталось выполнить эту миссию?
«Русская литература в изгнании» — так назвали устроители конференцию, проведенную в 81-м году Калифорнийским университетом. В изгнаньи? Это по строчке Нины Берберовой: «Мы не в изгнаньи, мы в посланьи…» Съехались тогда в большом числе посланники русской культуры, и правда, изгнаные разными способами из своей страны. А теперь на табличках, прикрепленных к лацканам курток участников, значились Франция, Англия, Германия… И конечно, — Америка.