— Я знал, что он болен, что с ним нельзя было поговорить в эти дни, но Булат все равно был со мной всегда рядом — и особенно, когда я думал о литературе. Как бы сложно ни складывалась судьба в эмиграции для меня, он ее буквально скрашивал. «Но погоди, это все впереди…» — помнишь эти строки? Они помогают жить.
«Это все» стало частью меня. Я был рядом с Булатом при всем его творческом пути. Он был для меня одним из тех, кто дал мне в этом мире подпорку — и этими словами тоже. Мир опустел для меня. В значительной степени… Ушла эпоха.
Коржавин замолчал. И после добавил: «В общем, что еще говорить, сам понимаешь…»
Евтушенко, на лето поселившийся в Переделкино, от всех интервью и комментариев, за которыми обратились к нему из российского телевидения, из газет и журналов, отказался.
— Не могу, просто не в силах, веришь, — говорил он мне приглушенно, и в голосе его была какая-то спокойная обреченность. — Ну, знали мы все, что слаб он, что все может произойти — и настолько оказались неподготовлены к мысли, что нет его больше… Я то и дело подхожу к калитке его дачи: там сейчас масса цветов, люди все время приезжают и оставляют цветы. Очень много простых полевых цветов — ромашки, васильки, еще какие-то… И портрет его на калитке — один из последних. Я взял из его садика ветвь сирени домой…
Значимость человека, по-моему, определяется по той пустоте, которая возникает, когда он уходит… Мы даже не могли предположить, как много на самом деле Булат для нас значил. И сейчас, ну невозможно представить, что его больше нет… только теперь начинает доходить до сознания это.
Наши писатели — они далеко не едины, они страшно разобщены — по союзам, по группам, но все, буквально все сходятся на любви к Булату. В свое время партийные идеологи заявляли, что песни Окуджавы пошлы. На самом же деле он всегда противостоял пошлости: сначала пошлости партийно-номенклатурной идеологии, потом пошлости воцарившегося в стране беспредела…
Гражданская панихида по Булату Шалвовичу Окуджаве состоялась 18 июня 1997 года в помещении Театра имени Вахтангова; отпевание и похороны, на которых, по просьбе вдовы, присутствовали только близкие — 19 июня.
Булат Окуджава похоронен на Ваганьковском кладбище.
Закатилось солнце…
Белла Ахмадулина
Есть то, что всегда с нами, оставившими Россию в разное время и по разным причинам, навсегда. Это язык, на котором мы научились говорить с самого рожденья и который сохраняется для нас — на каком бы языке впоследствии мы ни говорили, — Первым. Здесь, в зарубежье, он держит наше сородство с замечательными явлениями русской культуры, с ее выразителями — и прежде всего, с литераторами.
Встречи с ними — всегда дорогие подарки для нас. Праздники. А для меня — особенно когда случалась возможность не только присутствовать на выступлениях Беллы, но провести с ней и Борисом вечер-другой у себя дома. В нечастые приезды Беллы и Бориса в Калифорнию было именно так. Сегодня я достал из альбома свои домашние фотографии восьмидесятых годов и сравнительно недавнюю — конца девяностых: на них Беллу и Бориса окружают Вячеслав (Кома) и Светлана Ивановы, Вениамин Смехов, Владимир Паперный, его мама — «новомировка», литературовед Калерия Озерова…