БП. Между прошлым и будущим. Книга 2

С 1975 года Хотин преподавал русский язык в Военной школе в Калифорнии, а с 1977 года он — социолог-исследователь Университета в Беркли. В этот период он организовал и провел опросы среди эмигрантов из СССР в США и в Израиле на темы «второй экономики» и советской экономической бюрократии.

Сфера его интересов всегда выходила далеко за круг профессиональный — социологические исследования. Чего, например, стоит его поистине титанический труд, начатый на правительственный грант США в 1981-м году, — многотомный справочно-информационный журнал «Abstracts» на английском языке с аннотированными текстами из русской периодики — востребованный сотнями университетов и библиотек в США, Европе, Израиле, Австралии…

С 91-го года по 2004-й год журнал выходил на русском языке под названием «Зарубежная периодическая печать на русском языке» — он и в хранилище «Панорамы» присутствует как пособие, необходимое в случаях, когда ответа на возникший вопрос «Где…», «В каком году…», «Кто автор…» больше нигде не сыщешь.

Как результат этой работы в 2007-м году вышла итоговая книга «Литературная критика и литературоведение по материалам русской зарубежной прессы». А за год до того ему был поставлен диагноз — ALS, болезни пока мало изученной, при которой постепенно, начиная с ног, атрофируются мышцы.

Уже будучи неизлечимо больным, Хотин продолжал работу над статьями по исследованиям в области социологии, которые выходили в свет в российской и американской научной периодике — таким я и застал его в Москве год назад… Самая последняя его работа была опубликована в журнале, посвященном проблемам переходного периода российской экономики.

* * *

Я как-то зимой гостил у него в Монтерее… уехали мы в горы с лыжами. На обратном пути машины забуксовали в глубоком снегу, потом их крутило на обледенелой дороге, и пока мы выбирались, он места себе не находил: срывался график работы! — пусть всего на несколько часов, но для него эти часы не были прожиты, как надо и как планировалось: он должен был посвятить их работе. И ведь, правда, едва мы добрались домой, остававшиеся там сообщили — «телефон разрывается!». А на автоответчике давно кончилась лента (тогда еще не было нынешних, безленточных).

Просто сказать, что Хотин был востребован — значит не сказать ничего.

Хотин, по сути дела, стал первым, кто, по выражению нашего общего друга, Бориса Горбиса, жившего немало лет с ним бок о бок в Северной Калифорнии, «из числа ученых, покинувших СССР с нашей „волной“, пробил здесь головой лёд американской науки», т. е. в середине семидесятых.

Круг людей, с кем Лёня был связан в жизни профессионально, непостижимо велик. Но и добрыми друзьями, ценившими его незаурядный ум аналитика, его доброжелательность, его способность сохранять чувство юмора в самых непростых обстоятельствах, Господь не обделил Хотина. А среди них вспомним Булата Окуджаву, Василия Аксенова, Сашу Соколова… Но и не только со столь громкими именами. Сейчас мы перезваниваемся — вспоминаем с ними Лёню: А ты знаешь?… А ты слышал? — не стало Хотина.

И каждый из них находит свои слова — всегда добрые и искренние, потому что таким был человек Леонид Хотин. Среди них назову сегодня только наших авторов Мишу Лемхина, Валерия Головского, Сергея Замащикова, Лилю Соколову, Ольгу Матич… И моего сына Станислава, до нынешних дней поддерживавшего связь с семьей Хотина. И потому можно считать что их подписи стоят рядом с моей. А сколько их, тех, кого я сегодня здесь не назвал — тех, кто звонил с соболезнованиями Галине, его супруге, и дочери Тане…

Светлая память ученому, публицисту, издателю, нашему другу замечательному Лёне Хотину.

11 февраля 2004 г.

Всё, от него зависевшее Генри Джексон

«Четверть миллиона советских евреев, покинувших СССР, в долгу перед ним за знаменитую поправку, носящую его имя; поправку, которая заставила советское правительство выпустить их из современной формы рабства».

Сенатор Эдвард Кеннеди

Когда я пишу о Генри Джексоне, я опираюсь не только на слова близко знавших его сенаторов и конгрессменов, произнесенные в связи с его неожиданной кончиной. Мне повезло встречаться и беседовать с ним в официальной обстановке, когда я дважды брал у него интервью — для телевидения и для газеты — и в домашнем кругу, у наших общих друзей. У меня сохранились фотографии, на которых сенатор с открытой улыбкой смотрит в объектив фотоаппарата, а его руки лежат на плечах недавних эмигрантов из Советского Союза — тех самых, которые навечно обязаны ему своей свободой. И магнитофонные ленты — записи наших с ним бесед…