БП. Между прошлым и будущим. Книга 2

Это благодаря Владимиру Сыркину сохранятся для будущих поколений бесценные кадры и целые сцены из нашей недавней жизни. Не обязательно это семейные торжества, но, конечно же, и они тоже: это и встречи с руководителями страны и штата, выдающимися российскими гостями нашего города — писателями, актерами, военачальниками. И эти работы тоже не уйдут из нашей памяти.

Большая, очень большая часть фото— и видеоархива, хранящегося в «Панораме», в Американском культурном фонде Булата Окуджавы принадлежит — так и напрашивается слово «перу» — Володи Сыркина. А можно сказать и его «кисти», потому что он, действительно, был и художником своего дела, и летописцем.

И теперь мне очень хочется надеяться, что недалеко время, когда в будущем Калифорнийском музее эмиграции будет раздел, целиком составленный из работ Сыркина. А пока нет такого музея, хорошо бы силами энузиастов и друзей Володи подготовить такую экспозицию, хотя бы и временную, в рамках нашего города.

2006 г.

Эпилог

«…И спираль отходящего тысячелетия последним своим витком, походя, увлекла героев моих заметок в калейдоскоп событий, казалось бы, совершенно невозможных…»

…Севела — снимает в Союзе фильмы…

Авторханова! Печатает! «Огонек»!..

А вот Лимонов. Прижившись в Париже, стал модным автором. Летом 90-го подписал он договор с Ю. Семеновым через прибывшего в Париж Плешкова на издание своих книг в России. На другой день Саша Плешков умер, там же, в Париже — неожиданно и неизвестно от чего. Лимонов же в советских газетах печатается… Ну и что?

Год еще назад предположившего, что Максимов с «Континентом» окажутся в Москве, назвали бы провокатором…

Этими абзацами завершал я, в уже таком далеком 1991-м году, второй том Антологии «Беседы», — сохраняю их и в нынешнем издании как отчасти неустаревшие, связанные с его фигурантами. Если бы неустаревшие…

Хорошо бы тем и закончить, только не получается. После первой газетной публикации заметок, в него вошедших, спустя каких-то 5 лет, к выходу 3-го тома «Бесед» уже следовало их дописывать, скорее, — к сожалению. А теперь — снова… И чему удивляться? — ведь почти три десятка лет собирались эти тексты, сегодня не всегда возможно и даты их появления припомнить!

Но — по порядку. Сначала — из тома 3-го, года издания уже 2000-го:

«Кончаловский оставил дом в Лос-Анджелесе: дым отчества, но и возможность снимать фильмы, поманили его в Россию. Это — хорошо. Признаюсь: сцены из его „Дома дураков“ не уходят из памяти и теперь, спустя вот уже лет пять, как я был на его премьере.

Лимонов, забросив за спину автомат Калашникова, строчил нам в „Панораму“ репортажи откуда-то с передовой в Боснии, корчащейся в судорогах братоубийственной войны. Теперь он из подвальной штаб-квартиры, пожалованной его партии городскими властями (уже бывшими), морочит газетчикам головы. Лимонов теперь — лидер.

Партия его называется „национал-большевистской“ — и газетчики, соответственно, стращают читателя: еще бы — за Лимоновым уже не одна и даже не десять тысяч новообращенных, — тех ребят, кто еще недавно не знал, к какому берегу в нынешней, далеко не однозначной, политической жизни России прибиться…» — остальное дописываю сегодня.

Прибились — да так, и в таком числе, что теперь их вождь Лимонов заявил президентские амбиции, конечно же, понимая, что не быть ему в Кремле в обозримом будущем, если вообще такое может быть. Но и всё же…

Да и Господь с ним… Я ведь, и правда, сохраняю к нему самые добрые чувства и даже, могу сказать искренне, — дружеские, и потому не безразлична мне его судьба, при всем при том.

Шемякин. Продолжая главу, ему посвященную, добавлю — на площадях родного города, из которого он был изгнан вот уже три с лишним десятилетия назад, художник устанавливает свои монументы — в Петропавловской крепости стоит теперь его Петр Первый, в Мариинском театре ставится его «Щелкунчик». Он успел подружиться с новым российским руководством, но и раздружиться — многократные предложения восстановить ему российское гражданство Шемякин не принял.