БП (СИ)

Ох, никогда я еще так быстро не ползал! До гансов – шагов сто-сто пятьдесят. Мы их проползли на одном дыхании. Перед окопом затормозились, прислушались… Справа, метров пятнадцать – блиндаж, откуда еле слышно раздаются голоса… Там же, рядышком торчит пикельхельм часового. Больше никого не видно, наверное, унтеры разогнали кайзерзольдатенов досыпать по блиндажам. Вот и замечательно. Только вот слева тоже должен быть часовой, а я его не вижу… Да и хрен с ним! Оставляем одного казака прикрывать с этой стороны. Еще один неслышно перемахивает окоп, спускаюсь вниз, за мной – Андрейка… Ну, начали…

Тихонько крадемся к блиндажу… И замираем! Тут, оказывается, есть еще один, и из него какой-то ганс намылился «до ветру», остальные обитатели негромко обсуждают ночное происшествие… Иди, иди, родной. Сегодня мы тебя не тронем… Наверное… Судя по голосам и звукам в командирском блиндаже, Митяй – там, и, самое главное – живой! Потому, что мертвые не умеют посылать очень старым пешим эротическим маршрутом кого бы то ни было. Часовой, вместо того, чтобы бдеть, торчит у входа, слушает, и, кажется, даже подглядывает в щелку двери. До него три метра… два… Под ногой что-то хрустнуло, немец оборачивается, видит мою фигуру в лохматке, открывает рот, чтобы закричать… И сбоку в шею ему прилетает лопатка. Да так, что полгорла перерублено. Вместо крика – тихий хрип и бульканье. Кидаюсь вперед, чтобы подхватить это мясо, а то что-нибудь еще звякнет… Тихонько переступаю через труп, подхожу вплотную к двери.

А в щелочку-то все видно! За столом в свете керосиновой лампы сидит одетый по всей форме лейтенант, возле стены двое гансов привязывают руки Митяя к чему-то вбитому в стену. Судя по всему, казака контузило гранатой, и его еще тепленького взяли немцы. И теперь сгорают от любопытства на предмет: что же ему здесь понадобилось?.. А вот бить пленных нехорошо! Тем более так сильно. Митька аж обвис на привязанных руках… Лейтенант берет со стола очень знакомый артиллерийский люгер, вертит его в руках, достает обойму… Показываю Андрейке, мол, я захожу первым, вперед не лезь, снимай Митьку и страхуй вход. Тот утвердительно кивает, тянется к ручке и распахивает дверь. Тело внутри становится как бы невесомым, глаза замечают малейшие детали, даже мелкие капельки пота на затылке у первого ганса. Понеслась!.. Влетаю вовнутрь, лопатка свистит в ударе, разрубает наискосок правую шейную мышцу и, кажется, даже достает до позвоночника… Левой рукой отпихиваю начинающее валиться тело за спину, чтобы не мешало, шаг вперед… Как в замедленном кино вижу лейтенанта, только начинающего поднимать взгляд от пистолета, второй немец поворачивается ко мне лицом, лезвие лопатки прямым ударом входит под подбородок… На развороте вкладываюсь всем телом в удар ногой по столешнице и буквально припечатываю офицера ею к стене… Знаю, что больно, когда вот так по ребрам. Но боль – это ненадолго. Сейчас я тебя от нее избавлю. Левая рука с «Оборотнем» летит к голове лейтенанта, нож входит в правую глазницу снизу вверх под сорок пять градусов. Все!.. Убивать больше некого… А жаль…Оборачиваюсь назад, Андрей уже отвязал Митьку от стены, осторожно укладывает на пол. Ну, и что там с ним?.. Пришел в себя, по мутному взгляду вижу – контузия, на голове справа длинная рваная рана, уже с подсыхающими потеками крови, на гимнастерке сбоку и на рукаве пятна крови. Наверное, осколками посекло… Надо посмотреть, насколько серьезно. Задираю рубаху… Я, конечно ни разу не доктор, но, похоже этот счастливчик словил осколок ребром. Наверняка, перелом, или трещина. Но жить будет!..