БП (СИ)

– Храбрейший Бахчо-ага говорит, что он не будет сразу отрезать твою глупую голову, гяур, как делал с твоими соотечественниками до этого. – Переводчик, вовсю упивающийся эффектом соучастия, злорадно предсказывает мою дальнейшую судьбу. – Он говорит, что тебя, сына шакала и свиньи, не будут кормить три дня, затем возьмут волосяной аркан, хорошенько смажут его бараньим жиром и засунут тебе в глотку. И будут пихать до тех пор, пока он не выйдет с другой стороны. А затем тебя на этом аркане подвесят на двух столбах, и ты будешь долго подыхать в ужаснейших мучениях. Скажи правду, и умрёшь быстро и не больно…

– Так я и говорю. Я – штабс-капитан Порфирий Дормидонтыч Пупкин из 777-го Нижне-Задрищенского пехотного. Ходил по горам, заблудился в темноте. Не верите – спросите у тех, кто со мной был.

– Твой солдат и изменник-армянин погибли от взрыва гранаты…

Твою мать! Лёша, Лёша!.. Еще с пограничной сотни знал тебя!.. Закрыл меня от осколков, а сам!.. За тридевять земель от своего родного Полесья погиб… Спасибо тебе великое. Низкий поклон и Вечная память… Ничего, мне бы только до утра продержаться!..

– Где твои документы, гяур? – Толмач переводит очередное лопотание Халиль-бея.

– Потерял в темноте, когда по горам лазил. Утром рассветёт, найдутся обязательно!..

– А это что? – Штабная крыска переводит вопрос юзбаши, указывающего на фруктово-ореховый брикетик, лежащий перед ним на столе.

– Так козинак это. На базаре третьего дня купил…

За дверью слышится какой-то шум, затем она распахивается и жизнь становится ещё веселее и интереснее. Не фронт, блин, а Ноев ковчег какой-то, всякой твари по паре. Турки, бедуин этот, теперь ещё и немцы! Они-то откуда здесь взялись? Аж целый майор в сопровождении лёйтнанта, физиономия которого кажется мне смутно знакомой. Да и он, судя по всему меня узнал, вон как глазки заблестели и херу майору на ухо что-то шепчет…

Старший немец бросает на меня мгновенный и пронзительный взгляд, затем отвечает на приветствие юзбаши:

– Гут нахт, Халил-бей. Кто это?

– Пленный русский офицер. Он и ещё двое пытались пробраться в наш тыл, но подорвались на заминированной тропе. – А турок, оказывается, шпрехен зи Дойч неплохо умеет. Образованный, сволочь! – Солдат и проводник мертвы, а он сам контужен разрывом.

– Вы его допросили?

– Он назвал себя и свой полк. Но его слова – ложь. Сейчас им займётся Бахчо-ага и быстро заставит говорить правду…

– Где его оружие? – Немец не тратит времени на долгие разговоры и, судя по тону, он здесь далеко не последняя шишка.

По знаку своего начальника турок-переводчик кладёт на стол мою шашку, которая до этого лежала на топчане.

– И это всё? – Язвительно усмехается майор.

– У него был ещё пистолет, Бахчо-ага счёл его своим трофеем…

– Скажите ему, что я хочу осмотреть этот "трофей".

Юзбаши говорит что-то на своём тарабарском бедуину, тот возмущённо отвечает, но после повтора фразы более настойчивым тоном, вытянув из кобуры, недовольно бросает на стол мой люгер. Старший ганс осматривает клейма и номер, затем теряет к стволу всякий интерес.

– Где его амуниция и обувь?

– Наверное, у кого-то из солдат… Я сейчас распоряжусь! – Турок командует что-то толмачу и тот рвёт с низкого старта выполнять волю начальства. Точно этот немец здесь в больших начальниках ходит!..

– Это тоже было у пленного? – Майор показывает на мой "сухпай", лежащий на столе.

– Да. – Юзбаши с готовностью подтверждает догадку.

– Что ещё ваши солдаты посчитали трофеями? Где его нательный крест? – Ганс разглядел в полутьме ссадину на шее от оборванного гайтана. – Часы? Обручальное кольцо?

Наручные с дарственной гравировкой оставил дома вместе с Дашенькиным обручальным даром, так что местные мародёры удовольствовались карманной "луковицей" и специально для таких случаев заказанного стального кольца с бронзовой вставкой изнутри, где микроскопическими буковками выгравировано имя владельца "Пупкин Порф. Дерм.".

– Что вы собираетесь делать с ним? – Майор похож на строгого экзаменатора, задающего вопросы нерадивому ученику.

– Хотели допросить, узнать, с какой целью он пытался проникнуть к нам…

– То есть, отдать на растерзание этим бандитам-курдам? – Язвительно уточняет немец. – Халиль-бей, до вас доводили приказ о том, что все русские офицеры должны быть немедленно доставлены в штаб дивизии?

– Бахчо-ага считает его своим личным пленным…

– И вы решили наплевать на субординацию и отдать русского этим кровожадным ублюдкам, вся польза от которых заключается в умении воровать, грабить и резать глотки всем без разбора?.. То, что их главарь является дальним родственником Исмаил-хана Симко, не отменяет приказа Энвер-паши. Вы начинаете меня разочаровывать, Халиль-бей!..

Разборки прерывает появление запыхавшегося ефрейтора с моей сбруей и сапогами в руках. Ганс осматривает голенища, затем сообщает своему собеседнику:

– Здесь в специальных ножнах носился нож. Я его не вижу. Где он? И не забудьте про крест, часы и кольцо!

Юзбаши снова посылает толмача на поиски пропавшего имущества.