С полсотни душ столпились внизу, у подножия дьявольской арфы. Они вытолкнули вперед тощего коротышку. Тот, не удержавшись, упал ничком, и тогда Йерун разглядел, что на ягодицах человека нарисован нотный стан. «Ну что ж, приступим, дети мои!» – рявкнул чудовищный альраун, похожий на кусок сырого мяса без кожи. Он взмахнул короткими лапами, и люди затянули песню нестройно и зловеще – кажется, заупокойную.

Где-то вдали двигались многочисленные отряды каких-то темных фигурок – невозможно было разглядеть, человеческих или бесовских. Они трубили в рога, щетинились баграми, алебардами и копьями. Дальше них вздымались черные, охваченные багровым пламенем, стены домов. Удушливое облако гари расползалось все дальше и дальше – оно грозило закрыть все небо. Боже правый, да было ли здесь небо? Черный купол, глухой и непроницаемый, как крышка гроба над погребенным заживо…

* * *

– Йоэн! Брат!

Он открыл глаза и увидел над собой Гуссена и Яна. Оба взъерошенные. Оба испуганные. У Гуссена – здоровенный синяк под левым глазом, у Яна – под правым.

– О господи, где я? – пробормотал Йерун.

– Дома, где же тебе быть! – проговорил Ян. – Насилу скрутили.

– Воды!

– Сейчас. – Ян ушел и вскоре вернулся с полным котелком. – Пей.

Он протянул Йеруну кружку с водой, но тот сразу же потянулся к котелку и принялся хлебать через край. Жажда была неимоверной.

– Кто вас так разукрасил? – Он указал на синяки братьев.

– Хочешь, знай, что ты, не хочешь – пеняй на святого Антония! – сердито отвечал Гуссен.

Когда Ян отлучился за вторым котелком воды, Гуссен взял младшего брата за руку.

– Йоэн, дружище, ради всего святого – зачем ты пил эту отраву?

– Какую? – не понял Йерун.

– Ту, что была в пиве для Яна. Или мало мне одного одержимого брата в сутки?

– Пресвятая Дева! – Йерун был слишком слаб, чтобы рассмеяться.

– Так зачем?

– Веришь – не доглядел!

– Не доглядел? Это я не доглядел, – покачал головой Гуссен. – Знал бы отец, на кого оставил вас, двоих маленьких оболтусов!

– На третьего оболтуса постарше! – улыбнулся Йерун.

Оправившись от пережитого, все трое исповедались в соборе Святого Иоанна. Ян так и не узнал, чему обязан своим адским видением, и клятвенно пообещал покончить с пьянством – эту клятву он сдержал до конца своих дней. После «сошествия во ад» нрав Яна смягчился – он сделался добрее и проще.

Не узнал Ян и о причинах того, что случилось с Йеруном – тогда он не на шутку испугался за младшего брата. Сам еще не вполне пришедший в себя, он изо всех сил помогал Гуссену выхаживать Йеруна. С тех пор Ян относился к брату бережно, как будто боялся потерять, и больше не позволял себе грубых и пренебрежительных слов. После событий тех безумных суток Ян и Йерун наконец-то смогли помириться.

Что до Йеруна, то он, хоть и знал, что его адское видение вызвано «Отваром святого Антония», до конца дней был уверен, что снадобье травника Мельхиора было настоящим колдовским зельем, способным распахнуть перед живым человеком врата преисподней. Он никогда и никому не рассказывал о том, что увидел под действием отвара, и сам вспоминал об этом не иначе как с ужасом.

Йерун – владелец мастерской

Гуссен снова и снова говорил Йеруну, что тому пора жениться. В конце концов Йерун перестал отшучиваться и начал прислушиваться к словам старшего брата.

– Брат, тебе пора бы обзавестись семьей!

– Гуссен, ты, похоже, стареешь! Затеял говорить одно и то же по сорок раз на дню!

– Ты меня знаешь, Йерун. Я не стану говорить понапрасну.

– А почему сразу я? Почему не Ян?

– Ян – человек упорный, он своего не упустит. Нет нужды торопить его. А тебя я вижу и знаю слишком хорошо, чтобы ошибаться. Ты часто ночуешь в мастерской. Рисуешь голые парочки. Не будь я Гуссен ван Акен, если тебя не одолевает тоска. От тоски такого рода может избавить только женщина.

Йерун промолчал в ответ. Гуссен, подобно покойному отцу, отличался проницательностью. И сейчас Гуссен был совершенно прав.

– Так что ты скажешь на это? – спросил Гуссен.

– Скажу, что твоя правда, брат. Но где искать невесту?

– Ну насмешил! Ведь не в лесу живем и не на пустошах, где девиц нет и взять негде! Что скажешь об Алейд Гойардс?

– Это кто? – Йерун нахмурился, силясь вспомнить.

– Ну и дела! А она тебя помнит! Дом «Под нашим Спасителем», дочь хозяина!

– Столько лет спустя? – удивился Йерун. Он начал припоминать. – Неужели!

– Порой женская память – вещь более цепкая, чем глаз художника! – ответил Гуссен.