Брачная игра

Елизавета весело флиртовала с Робертом в своей приемной, когда доложили о прибытии епископа де Квадры. Казалось, королева не слышала доклада. Роберт, склонившись к ней, нашептывал на ухо что-то весьма дерзкое и откровенное, а Елизавета игриво ударяла его веером. В это время вошел епископ. Лицо Елизаветы покраснело. Она повернулась к новому послу. Тот всем своим видом выражал крайнее неодобрение подобных шалостей. Де Квадра был грузным мужчиной средних лет, весьма хорошо образованным и воспитанным. Черты лица испанца говорили о его хитрости и коварстве… конечно, если Елизавета умела правильно судить о лицах. Во всяком случае, ее суждения подкреплялись слухами, успевшими достичь Уайтхолла. Де Квадра привел с собой смуглолицего, довольно элегантного мужчину, которого представил как барона фон Брейнера, посланника императора Священной Римской империи. То, что Роберт не покинул приемную, а остался стоять вблизи трона, несколько смутило посланников. Но барон, не забывавший об учтивости, поклонился и подал Елизавете письмо императора.

На ее лице не дрогнул ни один мускул. В письме его императорское величество выражал свои глубокие сожаления, что по ряду причин более не может предлагать Фердинанда в качестве претендента на ее руку. Вместо него император предлагал младшего сына – эрцгерцога Карла.

Новость не была для Елизаветы неожиданностью. Благодаря разветвленной сети осведомителей Сесила она знала причину этой замены. Оказалось, что Фердинанд тайно женился, причем весьма неудачно. Император сам недавно узнал об этом. Часть советников Елизаветы считали Карла Габсбургского более сговорчивым человеком: если она примет предложение, он был готов перейти в протестантизм.

– Я благодарю его императорское величество за то, что счел меня достойной руки другого своего сына, – заявила Елизавета. – Хотя мои подданные постоянно убеждают меня в необходимости выйти замуж, мое сердце не расположено к браку. Я не хочу связывать себя брачными узами ни с одним мужчиной.

Она мельком взглянула на непроницаемое лицо Роберта Дадли (он умел придавать своему лицу такое выражение), и в памяти вдруг всплыло другое лицо, почти такое же смуглое и обаятельное, как у барона. Только того лица давно уже нет. Съедено червями вместе с остальными частями тела. За десять лет они успели пожрать все, что когда-то называлось…

Прогнав жуткое воспоминание, Елизавета улыбнулась:

– Но я могу и изменить свое воззрение на брак. Ведь я всего лишь человек и к тому же женщина.

– Эрцгерцог говорил о возможности покинуть лоно Католической церкви, – улыбнулся епископ.

Улыбка была напряженной. Он только что убедился: слухи не врут. Эта королева-еретичка и впрямь похотливая шлюха.

– Ах, господин посол, я скорее уйду в монастырь, чем отправлюсь под венец. Так что эрцгерцогу не стоит особо торопиться, – игриво произнесла Елизавета.

Судя по скептическому выражению лица де Квадры, епископ безуспешно пытался представить Елизавету в монашеской одежде. А вот бедняга Брейнер был явно озадачен. Он привез ей предложение от человека, который (по крайней мере, в глазах католического мира) по своим достоинствам и благочестивому поведению стоял намного выше побочной дочки Генриха Восьмого. Еретички, беззастенчиво захватившей английский престол. Императорского посланника очень удивляло, почему Елизавета не ответила на предложение троекратным «да» и не выразила горячего желания поскорее увидеть потенциального жениха. Елизавета решила добить австрийца.

– Я слышала, что у эрцгерцога Карла чрезмерно большая голова. Меня это… настораживает.

Брейнера аж скорчило.

– Не знаю, кто посмел говорить вашему величеству такой вздор, – вмешался де Квадра. – Внешний облик эрцгерцога Карла наилучшим образом отражает его достоинства. О таком муже можно только мечтать. Его портрет уже отправлен из Вены и скоро должен прибыть в Лондон.

– С некоторых пор, господин посол, я не доверяю портретистам. Мой отец, увидев портрет Анны Клевской кисти Гольбейна, очаровался ею настолько, что даже женился. Остальное вы знаете, – усмехнулась Елизавета.

– Художники, конечно, не боги и не всегда могут точно передать черты тех, кого они пишут. Однако портрет эрцгерцога Карла весьма достоверен. Барон это может подтвердить.

Елизавета понимала: ей нужно выиграть время. Пока император надеется увидеть ее своей невесткой, он не станет проявлять враждебность к протестантской Англии.

– Боюсь, господа, что даже самый совершенный портрет меня не убедит. Ведь жить мне не с портретом, а с тем, кто на нем изображен. Всерьез задуматься о браке я могу только в том случае, если воочию увижу претендента на мою руку и побеседую с ним на разные темы. А не мог ли эрцгерцог Карл приехать в Англию? Может, император согласится на его приезд?

– Ваше величество, – нахмурился де Квадра, – если бы у вас возникли чувства к эрцгерцогу Карлу, император охотно послал бы его в Англию. Но император ни за что не отправит Карла ради вашей, так сказать, оценки. Какому отцу захочется, чтобы его сына публично отвергли и тем самым унизили?