Брачное агентство "Влюблённые сердца"

    Я осторожно расстегивала молнию на комбинезоне мальчика. И понять не могла - тот ли это, которого Я уже сегодня держала или другой. Одеты одинаково, лица - как под копирку!

    - Это кто - Вова или Ваня?

    - Ванька. Вову осторожно надо, чтобы ножку не повредить.

    - Что теперь делать с ним? Ему может, в больницу нужно?

    - Врач перебинтовал. Завтра в местную поликлинику сходим. Наташ?

    Я впервые подняла на него глаза. До этого не смотрела - сосредоточенно раздевала ребенка. Денис осунулся, нижняя часть лица обросла чёрной щетиной, в глазах усталость...

    - А?

   - Я сплю крепко. Боюсь не услышать, если заплачет....

    И он ещё не попросил даже, а Я с радостью, с готовностью, сама предложила, опасаясь только одного - что пойму неправильно. Не ему угодить хотела! Нет! Знала, что не смогу спать спокойно - буду подсознательно детского плача ждать! Настю всегда с собой укладывала, когда она болела - так хоть ненадолго удавалось в такие моменты задремать.

   - Давай я их с собой возьму?

   - Совсем обалдела? Они ж тебя не знают - испугаются! Просто с нами оставайся! Не бойся - я приставать не буду, не то что член, руки поднять сил нет.

    - Пошляк!

   - Почему? Всего лишь сказал правду!

   - Ладно.

   ... На широкой кровати в центре лежали дети. Плетнев, сходив в душ, лег и в ту же секунду отрубился. А я еще долго разглядывала троих мужчин и улыбалась - никогда еще не приходилось делить постель с тремя представителями противоположного пола! Такие милые... В смысле, дети! Не Денис! Такие красивые... Опять они же! Как могла мать их оставить? Как? Как ей живется где-то, где угодно, без малышей?

     Потрогала Ванины волосы, он даже не шевельнулся. Так и гладила его по голове, пока не заснула сама...

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

26 глава. Денис

    Проснулся, естественно, от плача. В сумраке комнаты, не сразу сфокусировав взгляд, по голосу узнал Вовку. Попытался нащупать его рядом с собой на кровати, но быстро сообразил, что сын плачет где-то дальше, где-то возле окна.

    - Тише, тише, миленький! У тебя ножка болит? Мы сейчас спустимся в гостиную, поищем там таблеточку. И тебе легче станет.

    Шевцова носила Вовку на руках по комнате. А он, словно знал её сто лет, доверчиво положил голову на плечо и хныкал, обвивая руками шею. Я подхватился. Все-таки неудобно взваливать на плечи Натальи своих детей! Одно дело, боясь не услышать, попросить спать рядом - хотя тоже, прямо скажем, наглость ещё та! Но таскать Вовку на руках полночи она точно не обязана!

    - Вовка, иди ко мне! Отпусти... тетю Наташу!

    Он двинул здоровой ногой в мою сторону, ясно давая понять, что мне следует отстать.

   - Вов? Не наглей! - я сказал с угрозой в голосе, надеясь заставить его послушаться.

   - Денис, иди и найди нам таблетку!

   - Какую? - врач говорил про обезболивающее, но есть ли оно в аптечке, и, если есть, какие именно таблетки им являются, я не знал. Дома о лекарствах заботилась мама, а здесь мне как-то болеть не приходилось... Разве что от похмелья страдать...

    - Неси все, что есть. И воду не забудь!

   Набрал воды, захватил чемодан с лекарствами - кем-то, скорее всего Ингой оставленный на столе в кухне. И пошел обратно. Возле двери услышал голос Натальи. Она тихонько пела:

    - Спи, мой малыш, вырастай на просторе,

    Быстро промчатся года.

    Смелым орленком на ясные зори

    Ты улетишь из гнезда.

    Ты не узнаешь ни горя, ни муки,

    Доли не встретишь лихой

    Спи, мой воробышек, спи мой сыночек...

    Спи, мой звоночек родной...

    Стакан, как живой подпрыгнул в моих руках, плеснул водой на ногу. Мои мальчишки такой колыбельной от своей матери не слышали. Да, впрочем, и никакой не слышали... А моя мать, их бабушка, с трудом давала им ладу в плане накормить, одеть-обуть, постирать, убрать. А так, чтобы поиграть с ними, приласкать - возможно, без меня такое и случалось, но она была жестковатым человеком, в свое время делая карьеру детей не видела, то есть меня и сестру, а теперь вот вынуждена была с внуками сидеть. Она по-своему любила и нас с сетрой и внуков своих, но нежности и ласки мои пацаны явно недополучали...

    Вовка молчал. То ли задремал, то ли был очарован пением. А мне не хотелось входить. Хотя нет, мне очень хотелось войти. Когда жалеют твоего страдающего ребенка, когда его жалеют ТАК, по-настоящему, себе в ущерб - могла бы спокойно спать в своей постели, а не таскать его по комнате посреди ночи - странное, незнакомое чувство появляется... Сердце заныло от непонятных ощущений, которые не мог определить. И, прежде чем войти, понимая, что при мне она будет вести себя иначе, чем с ним наедине, я заглянул в приоткрытую дверь.

    Она - в пижаме своей сексоустойчивой с распущенными волосами - все так же ходила по комнате, напевала, прижимая моего сына к себе обеими руками. Он, совершенно точно, не спал - как обезьянка оплел её ногами и руками и даже гладил по волосам! С трудом проглотив болезненный комок в горле, я вошёл в комнату, вспомнив, наконец, что некрасиво подглядывать.

    - Наташ, я не в курсе, как обезболы эти выглядят! Давай его мне, а ты посмотри!