– Ну. я не совсем понимаю, зачем я здесь. Манибуре свое дело знает, и учить его больше не нужно. Со свиньями он обращаться умеет. А вы пока были единственным, кто привел животных на стерилизацию. На Кирибати очень интересно, конечно, но чисто в профессиональном смысле мне здесь скучновато.
– А чем вы занимались в Британии?
– Коровами и лошадьми.
Я рассмеялся. Эти животные для ай-кирибати были все равно что единороги.
– Я буквально только что освоила такие замечательные методы лечения, а тут попрактиковаться не получится. Вот, например, есть один прекрасный новый метод стерилизации собак уже после того, как зачатие произошло, и мне так хотелось его опробовать, но.
– У меня есть для вас клиент.
– Серьезно?
– Да. Единственная проблема в том, что эта собака бродячая, и я не совсем уверен, когда в следующий раз ее увижу.
– Ничего. Если что, могу сразу приехать к вам, там и проведем операцию.
И вот уже на следующий день Мамка оказалась на нашем обеденном столе. Хилари принесла хирургические инструменты и, как только наркоз подействовал, взялась за работу, мастерски разрезав ей живот.
– Вы только посмотрите, – изумилась она. Хилари обожала свою работу и любила делиться открытиями.
– Ээ. очень интересно.
– Никогда не видела у собаки столько жира. Невероятно!
На самом деле Мамка вовсе не была толстой. По западным меркам ее посчитали бы тощей собакой. Слой жира служил запасом на трудные времена. Теория Дарвина в действии.
– О боже!
– Что-то не так? – спросил я.
– Да. Совсем не так. Вы только гляньте!
– Эээ… хмм… (Что я там увидел, промолчу.)
– Щенки умерли. Видите? Превратились в гной. Она бы умерла через несколько дней от нагноения.
– Кошмар.
– Да. Предстоит более серьезная операция, чем я думала. Сможете поассистировать?
И вот в течение следующего часа я выполнял все указания Хилари – подержите это, зажмите пальцем здесь, тяните, а теперь запихивайте все обратно. Когда Сильвия пришла с работы, она ничуть не удивилась и не испугалась, увидев, что ее обеденный стол превратился в операционный стол для собаки, хоть и отмывала его потом с особым усердием. Именно тогда я понял, что мы наконец перестали мыслить, как континентальные жители, и стали такими же, как остальные люди на острове, в жизни которых может произойти что угодно – и, как правило, происходит.
Через несколько часов я с изумлением увидел, что Мамка бегает по двору и виляет хвостиком. Ей только что в прямом смысле удалили все внутренности, но она вела себя так, будто это самый обычный день в ее собачьей жизни на Тараве. Была ли она природной аномалией или же, наоборот, истинным детищем природы, которой позволили идти своим путем, без вмешательства заводчиков? Собаки Таравы действительно становились замечательными животными, стоило начать их кормить и дрессировать. Я готов был поспорить, что в отношении силы и ума собака с острова дала бы сто очков вперед любому породистому псу с цивилизованного Запада.
Итак, благодаря Хилари и британским налогоплательщикам мы навсегда ограничили число собак, считающих наш дом своим, или, по крайней мере, так мне казалось. Поэтому, когда однажды мы проснулись от пронзительного щенячьего «гав-гав» за окном, я решил, что хватит с меня благотворительности. Я встал, вышел на улицу, отнес щенка на риф и бросил в его сторону пару камней, приказывая ему убираться. Через двадцать минут он вернулся. Гав-гав! Это продолжалось в течение трех бессонных ночей, пока наконец мое терпение не иссякло. Тогда я выбежал из дома, схватил мальца за шкирку и отнес на риф, где уже готов был сломать ему шею и выбросить в море, все равно на Тараве он был обречен, но. Я не смог. Он так смотрел на меня своими грустными щенячьими глазами. На следующий день я отыскал суку похожего окраса и положил щенка рядом с его новой матерью. Больше я его не видел.
Глава 15