— Уважаемый суд, минимального материального достатка для ответственности над жизнью ребенка недостаточно. Я настаиваю, что с Екатериной Егоровной он будет расти в неблагополучной обстановке. Мы представляли суду доказательства неадекватного поведения ответчицы, когда она рубила топором дверь моей матери. Но это еще не все. Я хотел бы показать фотографии, подтверждающие безнравственный образ жизни, который ведет Екатерина Егоровна.
С этими словами Митя передал судье и нам снимки. Опустила глаза и еле сдержала возмущенный возглас. На них были мы с Юрой в тот самый вечер, когда он устраивал ужин и удивленно спрашивал меня про инцидент со свекровью. Но на снимке все выглядело иначе: мы стояли близко друг к другу, Юра держал меня за руку, и можно было решить, что далее последует поцелуй.
— В это время в квартире находился мой малолетний сын, — разгорячено, даже драматично продолжал Митя, — и кто знает, какие еще "гости" бывают там?!
Догадка резко ударила в голову. Участковый! Нас заснял участковый!
Я была настолько поражена, что нарушив этикет и данные себе обещания, поднялась с места и возмутилась:
— И как ты можешь так?! Лгать прямо в глаза, перед судом! Ваша честь, — повернулась к судье, — человек на фото — мой друг! С самой школы! А снимок сделал участковый! Разве он имел на это право?!
Чувства накрыли меня с новой силой. Обида застилала глаза слезами. Ярость душила. Смотрела на ненавистное мне семейство. В ответ получала заносчивые, озлобленные взгляды. И только Ярослав Станиславович отводил глаза.
Знала, что ему стыдно слушать такую откровенную ложь, и решила довериться интуиции.
— Ваша честь, спросите моего свекра. Пусть он даст мне характеристику, — отчаянно произнесла.
— Григорий Степанович, объясните ответчице, что такое поведение недопустимо, — грозно отчеканила судья.
— Извините, ваша честь. Больше не повторится, — виновато произнес юрист и бросил на меня недовольный взгляд.
Я медленно опустилась на стул. Хотелось сквозь землю провалиться. Судья сурово посмотрела на меня, но все же громко обратилась:
— Григорьев Ярослав Станиславович…
— Да, — несмело отозвался тот и встал с места.
— Помогите нам составить портрет Екатерины Егоровны.
Все застыли в ожидании. Ярослав Станиславович сжался, переминаясь с ноги на ногу. Мое сердце разогналось. Свекор поднял голову, и мы встретились взглядами. Его искаженное ужасом лицо вдруг преобразилось, став приветливым.
— Катенька… — по-доброму начал он, — Екатерина Егоровна очень прилежная мать. Внимательная супруга. Никогда не видел, чтобы она провоцировала ссору. Вежливая и отзывчивая. Она тогда погорячилась, но я уверен, вреда нам причинить не хотела. Просто испугалась, что ей не отдадут Мишеньку. Не пахло от нее алкоголем. Ни в тот день, ни в какой другой.
Мы со свекром тепло улыбались друг другу. Все же моя вера в людей победила. Не могут все быть подлецами.
Судья разрешила Ярославу Станиславовичу сесть на место и делала заметки в своих записях. Вера Вячеславовна смотрела на мужа глазами, налившимися кровью. Митя сжимал ее руку, сдерживая рвущийся наружу гнев.
Мой представитель попросил внимания:
— У нас еще есть доводы, ваша честь. Дмитрий Ярославович посменно работает в другом городе. Две через две недели. Как при таком графике он планирует уделять нужное время сыну? Кто будет присматривать за ребенком в его отсутствие?
Митя подскочил со стула и ответил:
— Моя мама с удовольствием возьмет эти обязанности на себя.
Григорий Степанович, прищурившись и слегка склонив голову набок, поинтересовался:
— А может быть, вы планируете оставлять сына на молодую сожительницу? Которая, к тому же, является матерью вашего внебрачного ребенка?
Митя беззвучно раскрывал рот. Лицо его раскраснелось. В широко распахнутых глазах читалась беспокойство. Юрист слегка улыбнулся произведенному эффекту и серьезно продолжил:
— Приложите, пожалуйста, к делу копию свидетельства о рождении, доказывающую, что истец вел тот самый безнравственный образ жизни, в котором так усердно обвиняет ответчицу. Вот такие двойные стандарты, ваша честь, — развел руками Григорий Степанович. — Если суд оставит ребенка с отцом, то он половину каждого месяца будет проводить с совершенно чужим для него человеком.
Судья проскользила взглядом по кабинету. Твердо сказала:
— Картина мне ясна… — и стала собирать со стола бумаги.
— Ваша честь, — не унимался Митя, хватаясь за последний шанс выдать возможный весомый аргумент, — Миша часто болеет. Екатерина Егоровна не сможет совмещать работу и постоянные больничные…
— Истец, — оборвала его судья, — я достаточно услышала. Ожидайте решение в коридоре.
С этими словами она удалилась. Мы покинули помещение. Как только я оказалась за дверью, на меня налетел разъяренный Митя.
— Я смотрю, Мила тебе во всем помогла, — шипел, нависнув надо мной. — Ничего сама не можешь! Пустое место!
Я так растерялась, что в ответ только изумленно уставилась на него.
— Ничего у тебя без меня не выйдет. Себастьяну рано или поздно надоест кормить вас!
Мое оцепенение сменилось злостью.