Брачный экстрим. Школа «Челси».

– Господи, ну что это, она же умрет, сделайте что-нибудь!

В этот же вечер Анжелу снова забрали в реанимацию. Женщина, которая вытащила ее с того света, оказалась посыльной Алексея Ивановича. Она принесла от него письмо и подарки, кроме того, заплатила персоналу и передала пожелание, чтобы за девушкой следили, как за собственным ребенком, – мол, за деньгами дело не станет.

В этот раз Анжела провела в реанимации десять дней. У нее начался сепсис, она действительно чуть не умерла. К ней даже пригласили отца Матвея, чтобы он успел, согласно обычаю, проводить умирающую на тот свет.

Сквозь пелену болезненного дурмана девушка разглядела милое, спокойное лицо, обрамленное седеющей бородой, длинные курчавые волосы, убранные назад, высокий чистый лоб, струящийся теплый свет голубых глаз. Спокойный монотонный голос, читающий молитвы, теплая рука с длинными пальцами, спокойно лежащая у нее на плече, – она хотела, чтобы это состояние длилось вечно.

Отец Матвей, казалось, сидел у постели девушки сутками. Он разговаривал с ней, гладил бинты, читал молитвы, блаженно улыбался, и на третьи сутки больная пошла на поправку. Перед уходом священник сказал Анжеле, что она – дитя того, кто никогда не предаст. Верная дорога есть у каждого странника, только странники часто ошибаются и выбирают не тот путь. Много душевных сил нужно иметь, чтобы отказаться от мирского существования, еще больше сил требуется, чтобы жить в этом мире. Есть светлый, чистый и правильный путь. Каждый, кто ступает на него, равен всем прочим, и никто не может осудить, наказать или обидеть того, чье сердце принадлежит Богу.

– Дитя мое, Господь распорядился так, что жизнь твоя продолжится до тех пор, пока Он не призовет тебя к Себе. Да, твое лицо никогда не станет таким, как раньше, твои руки будут покрыты шрамами, но душа твоя может оставаться светлой и чистой, ибо помыслы наши и есть руководство к нашим деяниям. Дай обет не взирать на свое отражение, и я помогу тебе обрести блаженство.

Когда с Анжелы сняли повязки, отрывая кровавые засохшие корки от лица, она попросила:

– Уберите из ванной зеркало, мне оно больше не нужно.

– Ну что ты, – лопотала смущенно медсестра, – конечно, красавицей не будешь, но после пластики сможешь выглядеть вполне сносно. Твой папа, – тут Анжела горько усмехнулась, – заплатит за все необходимые операции.

«Что ты понимаешь, прости господи!» – подумала Анжела.

Как только ее выписали из больницы, она первым делом поехала в Донской монастырь, чтобы найти отца Матвея.

Тот, казалось, только ее и ждал.

Через год раба Божья Анна – такое имя она получила при постриге – приняла послушание в женском монастыре под Санкт-Петербургом. Она старалась не показывать лица и занималась детьми-сиротами в нескольких приютах. Монахиня была кроткой и великодушной. Дети любили ее от всей души и не могли дождаться, когда же матушка Анна придет к ним петь и читать молитвы.

Единственное, чего дети никак не могли понять, – почему матушка всегда приходит к ним со своими столовыми приборами из прозрачного пластика и, проходя мимо зеркала, всегда отводит в сторону левый глаз, на котором нет черной повязки.

Лично мне судьба Анжелы показалась печальной, но вместе с тем светлой. Я не имела права осуждать или поощрять, но моя точка зрения относительно закона сохранения энергии ни разу не была опровергнута. Я с тупой остервенелостью продолжала собирать факты, подтверждающие теорию, и не знала, чем все это может закончиться.

Инга