Мои дорогой Макс!
Я решил предпринять путешествие, о котором мы говорили, хотя и не собираюсь отправляться к дальним берегам.
Шотландия больше меня не манит. Не знаю, когда вернусь, может, через пять месяцев, может, через пять дней. На этом игра заканчивается.
Во-вторых, я решил, что ты прав. Брак не ловушка, если правильно подойти к нему. Мое прежнее отношение к женитьбе было лишь уловкой — шутка, которую я играл сам с собой, чтобы оттянуть неизбежное.
Странно, как мы обречены повторять ошибки прошлого!
Хотя, должен признаться, я бы предпочел лежать в собственной ванне, что особенно хорошо в это время года, и размышлять о поступках шалуний и других привлекательных натур и таким образом сбежать от самого себя.
Прости, что покидаю тебя в этот час, но у меня нет другого выхода. Пишу тебе, так как понял, что нужно следовать собственным путем, хотя, между нами, я ожидал такого скорее от тебя, чем от себя.
Твой Лори.
Макс нахмурил брови. Что за бессмыслица? Зачем Лори куда-то уезжать? И зачем он прислал эту загадочную записку? К тому же почерк был гораздо более аккуратный, чем обычные каракули Лори, а некоторые слова как бы выделены.
Внезапно дверь в кабинет без предупреждения распахнулась, и, словно дожидаясь этого мгновения, прогремел гром.
— Максимилиан! — Знакомый голос эком прокатился по комнате. — Я хочу знать, что происходит.
Макс застонал.
— Добрый вечер, мама.
Графиня Трент ворвалась в комнату, как фрегат на всех парусах. Она всегда была грозной фигурой, особенно в приступах ярости, но Макс уже с десятилетнего возраста умел стоять на своем. Правда, пришлось посмотреть смерти в глаза на поле боя, чтобы навсегда избавиться от робости перед матерью.
— Как ты мог подумать о женитьбе на этой... этой…
— Кого ты называешь «этой», мама?
— Шалунью. — Графиня с презрением произнесла это слово, будто его было стыдно употреблять в приличном обществе. Уж если выбирать между войсками Наполеона и леди Трент…
— Какую шалунью? — невинным тоном спросил он.
Графиня поперхнулась от возмущения.
— У тебя шашни сразу с несколькими?
— Полагаю, ты имеешь в виду Пандору Эффингтон? Нет, мама, ее одной вполне достаточно, — улыбнулся он.
— Такой точно достаточно. — Она выпрямилась во весь рост и смерила Макса взглядом, который преследовал его в детских кошмарах. — Я этого не позволю!
— Об этом нечего говорить. — Он улыбнулся, отметив, как забавен гнев матери.
Ее глаза округлились.
— Я запрещаю!
— Ничего не поделаешь, — пожал он плечами. — Я женюсь на ней. Здесь я уверен в победе.
— Ты говоришь об игре, в которую с ней играешь? Об этом нелепом пари? — Она сурово посмотрела на него. Каждый, буквально каждый, кого я знаю в Лондоне, говорит об этом. Никогда еще я не испытывала такого унижения.
Макс приподнял бровь:
— Я не знал, что и ты в этом участвуешь.
Она продолжила, словно не слыша его слов:
— Мой единственный сын заключает пари на свое будущее с особой, которая может стать матерью его наследников! Моих внуков. Это сверх всякой меры. — Она схватилась рукой за лоб, прикрыла глаза и с мольбой протянула другую руку к сыну. — Я не переживу этого. Мне сейчас сделается дурно.
Макс еле сдерживал смех. Он уже не раз видел эту сцену.
— Тогда, мама, подойди ближе к дивану. Будет удобнее падать.
Она открыла глаза и холодно посмотрела на него.
— Благодарю за заботу, но мне уже лучше. — Она подошла к дивану и опустилась на подушку с видом королевы, снизошедшей до разговора со своими слугами. — Скажи мне, Макс, почему именно она? Почему из всех женщин Лондона и даже Англии ты выбрал именно ее?
Он улыбнулся скорее самому себе, чем ей.
— На это есть много причин, мама. Сомневаюсь, что ты поймешь.
Ее глаза сузились, и она изучающе посмотрела на сына.
Затем вдруг всплеснула руками.
— Боже правый, ты влюблен! — Она глубже уселась на диван и замахала рукой, словно веером. — Мне сейчас действительно станет дурно.
— С чего ты решила, что я влюблен?
Графиня Трент с пафосом произнесла:
— Я твоя мать. И нравится тебе или нет, но я знаю тебя. Я вижу это по твоему лицу.
— Правда? — пробормотал он. — Как интересно.