Джанни закатал рукава и снял галстук. И хотя он все еще был в черных брюках, выглядел более расслабленным, чем в их первую встречу. Верхняя пуговица была расстегнута и открывала его сильную шею. Килин поняла, что он был действительно зол, когда отправился в Рим.
Поставив кастрюльку с водой на плиту, Джанни пронзительно посмотрел на нее:
– Я полагаю, наши взгляды на детей и школы-интернаты совпадают?
Она встретилась с ним глазами – он заслужил честный ответ.
– Да, мой ребенок никогда не отправится в такие школы. – Она покачала головой.
Джанни приподнял бровь и мгновенно стал выглядеть дьявольски привлекательно.
– Что еще из прошлых наших разговоров не было правдой?
Килин поморщилась и сделала еще один глоток вина, потом жестом указала на свои джинсы и рубашку.
– Я больше люблю раздеваться, чем одеваться, – застенчиво призналась она, – и ходить по магазинам тоже ненавижу. – А что насчет тебя? Ты кажешься таким невозмутимым и правильным.
Жар охватил ее тело от мысли, что Джанни может раздеться… и остаться нагим.
К счастью, он был занят пастой и не видел взгляда Килин. Джанни поставил полные тарелки и налил обоим вина. Килин попробовала восхитительные макароны аль денте с соусом песто и закрыла глаза от удовольствия. Все было приготовлено просто и без особых изысков, но божественно вкусно.
Когда она открыла глаза, Джанни делал глоток вина. Выражение его лица нельзя было прочесть. Килин уже почти забыла свой вопрос, когда он внезапно заговорил.
– Почти все мои действия – результат одного желания. Я хочу быть противоположностью своему отцу.
Килин вспомнила его ярость при виде незваных гостей на свадьбе и замолчала.
Джанни положил вилку, а Килин не могла отвести взгляд от его сильных рук.
– Мой отец был грубым и жестким. В юности он связался на Сицилии с теми людьми и верил, что лучший способ всего добиться – это насилие и запугивание всех, включая мою мать. Я хочу доказать, что могу быть другим.
Миллионы вопросов скопились в ее голове, но она чувствовала, что Джанни уже сожалеет о собственной откровенности. Он отвернулся и снова взялся за вилку. Килин отбросила все вопросы и просто сказала:
– Твоя мать показалась мне тихой и милой.
– Она такая и есть, – поморщился Джанни. – И она отказывается уезжать из своего старого дома в Риме. Когда мой отец умер, я думал, она вернется на Сицилию. Но она не стала этого делать и настаивает на том, что дом – это святыня.
Он покачал головой. Килин знала, что он не может понять, почему женщина, с которой жестоко обращался муж, так поступает. Сама она понимала его мать, которая, возможно, все еще чувствовала нежность или даже любовь к его отцу.
Стоит взглянуть, насколько далеко она сама зашла, пытаясь что-то доказать своему отцу.
– Мне очень жаль, что я посоветовала ей пригласить тех людей. Я не понимала этого.
Джанни посмотрел на нее и наклонил голову, криво улыбнувшись:
– Представляю, как заманчиво выглядел для тебя этот скандал.
Килин вздрогнула, но промолчала.
– Я просил мать переехать сюда. Знаю, что ей здесь понравилось бы, но она отказалась.
– Здесь красиво, – прошептала Килин, вызывая у него удивление. – Знаешь, изоляция от всего мира рушит всю идиллию.
Джанни слегка поморщился и оттолкнул пустую тарелку:
– Здесь уединенно, но именно поэтому мне здесь нравится. Я никогда не задумывался, как вилла выглядит в глазах других.
Голова шла кругом, но Килин понимала, что дело не в вине – она выпила лишь каплю. Вокруг них витало напряжение, которое невозможно было передать словами. В конце концов, Джанни выиграл первый раунд – они поженились. А сейчас Килин не могла собраться с духом и дать ему отпор.
Перед ней стоял сильный мужчина, сгорающий от желания и полный скрытой угрозы. Все мысли были о вчерашней ночи, когда он приказал ей снять платье и в итоге сорвал с нее все эти кружева. Как же сильно она хотела сама сорвать это платье!
Ей нужно было поговорить с ним.
– Знаешь, насчет прошлой ночи…
Он поднял руку, обрывая ее речь:
– Не сейчас, Килин. Хватит лжи и притворства, хорошо?
– Но я не лгала о… – Она резко выпрямилась, горячо протестуя против таких обвинений.
– Это не важно, слышишь? – резко ответил он. – Давай прекратим военные действия. Хотя бы сейчас.
Сердце Килин забилось быстрее. Перемирие. Ее раздражало, что Джанни не давал ей даже шанса объясниться. Она была невероятно уязвима и хотела бы избежать этого.
– Нет, – твердо настояла она, – я должна все рассказать.
Джанни раздраженно посмотрел на нее.
Килин было невероятно тяжело быть так близко к нему и сохранять спокойствие и ясность мысли. Она встала и отошла, повернувшись спиной к раковине и сложив руки на груди. Килин закусила губу и продолжила:
– Я не лгала тебе прошлой ночью. Я девственница. У меня не было мужчин.
Он выпрямился на стуле, поджав губы.
– Ты уже забываешь свои сказки. Не запутайся в собственной лжи.
Килин оборвала его:
– Зачем мне теперь лгать? Все же сразу станет очевидно!
Кровь, казалось, схлынула с лица Джанни. Он покачал головой, явно не понимая ее.
– Тебе двадцать три, как такое возможно?
В животе Килин заныло от унижения.