Брачный офицер

Слухи, точно мухи, кружили повсюду. В Поццуоли гипсовый Христос сошел со своего распятия и увел паству в безопасное место в горы. Фашисты собираются разделаться с каждым, кто не носит черных ботинок в знак солидарности с ними. Король обнародовал указ, чтобы все его верноподданные носили пояса, вывернув наизнанку. Все это была чушь, но даже чушь может стать опасной, если ей позволить выйти из-под контроля, и каждое абсурдное заявление следовало тщательно проверить, прежде чем от него отмахнуться.

И все же Джеймс должен был признать, что вокруг все-таки происходит что-то странное. Например, случай с колодцем в селении Черкола. Он получил донесение британского уполномоченного, что питьевая вода там отравлена, и подозреваемая в этом преступлении женщина арестована. Джеймс отправился на «Мэтчлессе» расследовать это дело, с радостью предвкушая возможность проветриться в дороге, покинув жаркую духоту своего кабинета. Питьевая вода в Черколе и в самом деле отвратительно воняла тухлыми яйцами. Пригубив, Джеймс тотчас ее выплюнул: вода была омерзительна на вкус.

— Сперва мы решили, что кто-то закинул в цистерну дохлого козла, — сказал уполномоченный. — Но когда посмотрели, там ничего не оказалось. Вот и стали думать, что вода отравлена.

Джеймс допросил арестованную женщину, но было очевидно, что уполномоченному указали на нее только потому, что она была strega, колдунья, и во всякой напасти, которой никак нельзя было объяснить, неизменно винили ее. Он велел женщину отпустить и приказал уполномоченному доставить свежую воду из ближайшей деревни.

В поле у селения Фико обнаружили загубленной, предположительно бандитами, целую отару овец. Собственно, в этом не было ничего удивительного, однако из доклада местного начальника полиции выходило, что на овцах не было ни единой царапины, что ни одна туша не была унесена. Как будто они все задохнулись в тумане.

Жители района Санта-Лючия в Неаполе вбили себе в голову, будто немцы устраивают взрывы в катакомбах. Джеймс нашел священника, который допустил его к древним гробницам, протянувшимся под городом на многие мили. И быстро пришел к выводу, что никаких немцев там нет и в помине, — в катакомбах не было ни света, ни воздуха, и каждый, кто попытался бы спрятаться в темных, хоть глаз выколи, подземных коридорах, немедленно бы там заблудился и пропал. Правда, Джеймс собственными ушами слышал глубокие подземные удары, словно отзвуки очень далекой канонады.

Ему подумалось, что эти явления, должно быть, как-то связаны с земными колебаниями, случавшимися теперь в Неаполе чуть ли ни каждый день — гораздо чаще, чем, по свидетельствам старожилов Неаполя, они могли припомнить на своем веку, и это объяснялось тем, что святые чем-то недовольны. Уже давно Джеймс уяснил, что неаполитанцы в своих религиозных пристрастиях склонны к язычеству, что их святые часто ведут себя, как мелкие божки. Однако мысль, что союзники, возможно, утрачивают поддержку местного населения, внушала тревогу.

Но у Джеймса была Ливия, а это было самое главное. После не слишком сытного обеда — скажем, если подавалось spiedini, когда на веточки розмарина, заостренные в виде вертела, нанизаны кусочки обжаренного на углях осьминога или рыбы, или суп из свежих бобов, — они удалялись в его комнату, где их ожидал куда более сладостный пир. Джеймс познал вкус разных частей ее тела — солоноватую нежную кожу шеи; впитавшие ароматы ее кулинарных трудов кончики пальцев; сладкий нектар ее губ; нежный аромат ее плеч и бедер; мягкую и упругую, как свежая моццарелла, ее грудь. Даже вкус соития с ней дурманил, как мякоть экзотического плода, взрывающегося сочным, сладким соком.

Теперь Джеймс раскаивался за свою стычку с Эриком. По правде говоря, горячая перепалка между ними произошла попросту из-за женщины. Мало-помалу они снова стали приятелями, хотя по-прежнему, когда разговор касался Ливии, в отношениях между приятелями возникало некоторое напряжение.

Первый отряд невест уже был обвенчан, но скопилось еще немало претенденток, и свадебные колокола в Неаполе не уставали звонить. Теперь, когда вновь открылись бары и рестораны, когда уже было не так много реальных ограничений у военнослужащих в общении с местным населением, постоянно росло число новых желающих пройти опрос у брачного офицера. Джеймс старался противостоять напору, и если девушка и в самом деле не была готова к жизни, которая ей предстояла после войны, то он мягко советовал ей прийти к нему через пару месяцев, хотя обычно, если это была любовь, старался не препятствовать. Мог ли он препятствовать, когда сам был так счастлив?

— Джеймс?

— У-ум?

— Я все хотела тебе сказать…

— Выкладывай.

Они чистили картошку, и прежде чем продолжить, Ливия смыла с пальцев приставшую кожуру.

— Иногда ты бываешь слишком обходительный.

— Ты считаешь?

Пауза.

— Понимаешь, — сказал Джеймс после некоторого раздумья, — таким меня воспитали. Прежде всего, в отношении к слабому полу и вообще.

— Вот, например, когда ты открываешь дверь и пропускаешь меня вперед, — продолжала Ливия, как бы не слыша, — это очень приятно….