Брачный приговор

Хотя в нем нечего изучать, если честно. Я бы с большей радостью оказалась в личном доме Чертова, как раз бы поняла, что он за человек. Ведь жилище — отражение характера. Да и фотографии и личные вещи никто не отменял, глядя на них, можно сделать выводы о нраве хозяина. А тут все равно, что отель.

Даже хуже. Одноэтажный дом выглядит как убежище. Окна и то смотрят на высоченный забор, за которым можно спрятаться от всего мира. Я любуюсь глухой кирпичной кладкой и понимаю, что Чертов не шутил. Из этого дома действительно не выбраться.

Я спускаюсь в гараж и осматриваю нашу машину. Телефона в ней нет, никаких бумаг тоже. Зато есть пистолет, который лежит в бардачке, и складной нож. Еще валяется рация охраны, но она выключена и выглядит бесполезной. Отличный набор просто.

Лучше проветриться, пока есть возможность. Я выхожу во двор через гараж и брожу туда-сюда, пытаясь надышаться свежим воздухом. Он успокаивает нервы, я шагаю над высоким забором и все равно прикидываю, как через него перебраться.

Не знаю, сколько времени так проходит. Но когда я возвращаюсь в дом, я сразу понимаю, что Чертов проснулся. Я слышу шорохи, которые идут из столовой.

— Доброе утро, — бросает он, замечая меня на пороге.

За окном темно, до утра еще надо дожить. Но я не спорю, пусть будет “доброе утро”. Я слежу за Чертовым и пытаюсь понять его состояние. Он двигается очень экономно, но ровно. Не шатается и не хватается за каждый выступ.

— Смотрю, ты прибралась, — он кивает на стол, с которого я убрала все следы скорой помощи.

— Да… когда осматривала дом.

— И как? — Чертов отворачивается от меня и заглядывает в холодильник. — Понравился дом?

— Нет. В нем всего один выход на улицу, а подвал закрыт на кодовый замок, как сейф. Его явно строили не для семьи, а для неприятностей, — я делаю паузу. — В холодильнике пусто, но есть макароны и несколько банок с консервами.

Я подхожу к шкафчику, в котором нашла небольшие запасы.

— Вот, — я раскрываю дверцу и ставлю банки на столешницу. — Курица с рисом и запеченные кабачки. Правда, я не нашла консервный нож.

Чертов берет большой кухонный нож из подставки и подходит ко мне.

— Голодная? — спрашивает он.

— Я бы открыла, если бы была голодна.

Он скептически смотрит на мои тонкие руки и молча вбивает лезвие в первую банку. Он расправляется с ней за несколько секунд совершенно варварским способом. Аппетита это не прибавляет. Я ставлю чайник, решив ограничиться зеленым чаем. К счастью, он тоже есть в шкафчике.

— Как самочувствие? — я все же задаю прямой вопрос. — Я думала, ты проспишь до утра.

Я достаю вторую кружку и ставлю ее рядом со своей. Меня слишком хорошо воспитали.

— Я в порядке, — коротко отзывается Чертов, показывая, что подробностей не будет. — Я не пью чай.

Он накрывает ладонью чашку, которую я достала, и не дает мне бросить в нее пакетик.

— Значит кофе?

— Черный. Без сахара.

Чертов уходит к столу. Он опускается с надтреснутым выдохом на стул, подвигая к себе ужин. Его выдох действует на меня как напоминание, что он ранен и что за ним можно еще немного поухаживать. Даже налить черный кофе без сахара.

— Ты плакала?

— Что?

— Это простой вопрос, Татьяна. Ты плакала или нет, пока я спал?

Я качаю головой. Я подхожу к столу и ставлю на него две кружки, от которых исходит дымок. Но я чувствую тепло не только пальцами, жар также расходится по моим щекам. Внимательный взгляд Чертова действует на меня с удивительной силой, он изучает меня, словно я открываюсь для него с неожиданной стороны. Я сама удивлена, что не закатила истерику после всего случившегося, как любая нормальная девушка.

— Лавров закалил меня, — я неуклюже шучу, чтобы сбросить напряжение, и провожу ладонью по спинке стула. — Я прошла его школу, так что больше не плачу по пустякам.

Повисает неловкость вместе с тишиной. Я собиралась сесть рядом, но теперь сомневаюсь. Слишком близко к нему… Я вдруг понимаю, что то неясное чувство, от которого я сбежала, когда Чертов обхватил мои пальцы и сказал остаться в спальне, возвращается.

Стоит подойти к нему на расстояние вытянутой руки, как его мужская энергетика становится осязаемой. Она окутывает и продавливает, заполняет каждый уголок чем-то тягучим и темным. Самое плохое, что перемена случилась без моего участия, я иначе реагирую на Чертова и не могу этим управлять. Страх ушел, а на его место пришло что-то другое… совсем другое…

— Ты знаешь, кто обстрелял твой дом? — я продолжаю стоять, терзая спинку стула пальцами. — Из-за чего это вообще произошло?

— Думаю, из-за документов, которые привезли из ячейки Лаврова. Там был компромат на несколько серьезных людей. Кто-то из них послал своих парней, чтобы забрать папки.

— Там была папка и с моим именем.

Чертов протягивает ладонь и сжимает мое запястье. Один стремительный рывок и он усаживает меня на свои бедра. Всё происходит столь молниеносно, что мой пораженный выдох касается его лица. Я оказываюсь прямо перед ним и чувствую, как наше дыхание смешивается. Я дышу его воздухом, а он моим.

Вот теперь он точно слишком близко.