Брачный сезон

– Я ворошу только для того, чтобы доступнее выразить свою мысль, что Гасси больше достоин жалости, чем упреков.

– Это она достойна упреков. Зачем она его поощряет.

– Она не поощряет. Он просто прилип, и все.

– Нет, не все. Она его поощряет. Я сам видел. Она нарочно пускает в ход свое знаменитое обаяние. Не говори мне, что такая девушка, как Кора Таратора, обученная спускать с лестницы голливудских красавцев, не могла бы заморозить Гасси. Если б захотела.

– А она не хочет.

– Вот и я об этом.

– И скажу тебе почему. Я, правда, у нее не спрашивал, но убежден, что она разыгрывает этот сюжет с Гасси с исключительной целью пронзить сердце Эсмонда Хаддока. Чтобы знал: если ему она не нужна, есть другие.

– Но она же ему нужна.

– Этого она не знает. Если только ты ей не сказал.

– Не сказал.

– Почему?

– Не уверен был, что это будет порядочно с моей стороны. Понимаешь, он рассказал мне о своих сокровенных чувствах как бы под тайной исповеди и выразил желание, чтобы все осталось между нами. «Это не должно пойти дальше», – его слова. С другой стороны, своевременное словцо могло бы соединить разлученные сердца. Прямо не знаю. Сложная ситуация.

– Я бы не стеснялся, а взял бы да и сказал своевременное словцо. Я – за то, чтобы соединять разлученные сердца.

– Да и я тоже. Только боюсь, уже поздно. Бассет прожигает телеграммами провода, требуя разъяснений. Только что пришла от нее телеграмма высокого напряжения. Я видел ее в холле на столе, когда возвращался. Это телеграмма девушки, которая уже сыта по уши и готова послать Гасси куда подальше. Нет, говорю тебе, Китекэт, положение безнадежно. Я пропал.

– Да нет же.

– Нет, пропал. Когда я рассказал Гасси про телеграмму и намекнул открытым текстом, что сейчас самое время ему как порядочному человеку прийти на помощь, он и слушать не захотел. Не получит она письма, пока не усвоит урока, который он ей преподает. Он просто рехнулся, честное слово, и я не вижу выхода.

– Есть выход. Проще простого.

– То есть ты можешь что-то предложить?

– Конечно, могу. Я всегда могу что-то предложить. Решение напрашивается. Если Гасси не желает ей писать, писать ей должен ты.

– Но ей вовсе не нужны мои письма. Ей нужны письма от Гасси.

– И на здоровье. От Гасси она их и будет получать. Просто Гасси потянул запястье и вынужден диктовать, а ты записывать.

– Ничего Гасси не потянул.

– Погоди! Он не просто потянул, а вывихнул запястье, останавливая понесшую лошадь с риском для собственной жизни ради спасения от страшной гибели чужого дитяти. Дитя золотоволосое, если ты послушаешь моего совета, голубоглазое, румяное и прелестно шепелявит. Шепелявость, по-моему, самое оно.

У меня дух занялся. Я вдруг все понял.

– Китекэт, это потрясающе! И ты возьмешься написать такое письмо?

– Запросто. Ничего нет легче. Я уже сколько времени пишу Гертруде такие письма.

Он уселся за стол, схватил перо и бумагу и тут же погрузился с головой в сочинение. Сразу было видно, он не бахвалился, когда говорил, что ему письмо написать – раз плюнуть. Строчит себе и даже не прервется, чтобы подумать. Оглянуться не успели – он уже подает мне готовый текст, велит засучить рукава и браться за переписывание.

– Я должен бежать, нельзя терять ни мгновения. Ты уж сам, как перепишешь, беги на почту. Тогда оно утром же будет у нее. Ну, я тебя оставляю, Берти. Я обещал сыграть в джин-рамми с Куини и уже опаздываю. Надо поддержать ее, бедняжку. Слыхал, какая у нее трагедия? Разорвана ее помолвка с Доббсом, местным стражем порядка.

– Неужели? Так ее помолвке – конец? Значит, вот почему у нее был такой вид! Я с ней столкнулся, когда шел после обеда, – пояснил я, – и мне показалось, что душу ей гнетет печаль. А как это случилось?

– Ей не нравилось, что он атеист, а он ни за что не соглашался отступиться от своего атеизма и в конце концов сказал про Иону и кита нечто такое, чего она никак не могла оставить без внимания. Сегодня утром она вернула ему кольцо, письма и фарфоровую штуковину с надписью «Привет из Блэкпула», которую он привез ей прошлым летом, когда ездил на север навестить родню. Для нее это, боюсь, был тяжелый удар. Она вся в огне. Доббса она любит безумно и мечтает, чтобы он назвал ее своей, но примириться с этим, насчет Ионы и кита, никак не может. Остается только надеяться, что джин-рамми ее слегка успокоит. Ну, давай, Берти, принимайся за письмо. Может, это и не самый лучший образчик моего творчества, я ведь писал в ужасной спешке, некогда было отделывать и наводить лоск, но в общем, я думаю, тебе понравится.