Брачный сезон, или Эксперименты с женой

- На букве "ше", - подленько прошипел кто-то из первых рядов. По-моему, это была та самая хорошенькая мамаша.

И тут случилась роковая ошибка. Я напрочь забыл, с кого я хотел начать. С хулиганов или с отличников?

- На "ша"! - громко поправил я. - То бишь на Александре Шаес. На "ша", - повторил я ледяным голосом и тут же сорвался на гитлеровский крик: - Я выгоню этого мерзавца из школы! Я переведу его в самое гнусное ПТУ района! К таким же подонкам и негодяям с грязью под ногтями и постоянным перегаром!

Лицо родителя отличницы Сашеньки Шаес разгоралось все ярче. Но пока он, кажется, не понимал, что все вышесказанное относится именно к его дочери. А я, все более накаляясь, продолжал:

- Где это отребье?! Где оно?! Я хочу заглянуть в его подлые глаза! - Я имел в виду кого-нибудь из родителей пригрезившегося мне хулигана. Но г-н Шаес не подавал признаков своего присутствия. - Кто осмелился породить Шуру Шаес? Я хочу видеть этого человека!

Только тут с заднего ряда поднялся щупленький интеллигентный папа.

- Я... - робко сказал он. - Но, Арсений Кириллович, у меня же дочь. И к тому же отличница... Я вообще не понимаю, о чем тут...

Но я неумолимо прервал отца:

- Не имеет значения! - и, выйдя из-за кафедры, двинулся по проходу.

Подойдя вплотную к отцу отличницы, я доверительно возложил руку на его плечо. Он вздрогнул.

- Послушай, - тихо сказал я, - тебя как зовут?

- Михаил...

- А меня можешь звать Арсений... Так вот, Миша, ты что, не можешь всыпать ей как следует?

- Но вообще-то я не бью свою дочь, - испуганно возразил герр Шаес, да и было бы за что... Я не понимаю...

Однако я снова не дал ему договорить.

- Ну так и врежь ей, чтоб чертям стало тошно! - опять заорал я. Сними с крюка матросский ремень и вмажь! Чтоб якоря пониже спины пошли!

При чем тут матросский ремень и какое он имеет отношение к интеллигентному герру Шаесу, я до сих пор не могу объяснить. Тем не менее, вполне довольный "прочисткой", я отошел от папы отличницы и опять взгромоздился на кафедру. Казалось, остальные родители также остались довольны спектаклем. Некоторые мамаши взирали на меня с восхищением.

Я перевел дух и наконец осознал свою ошибку. Однако исправлять ее было бы совсем уж глупо.

- А теперь мы обратимся к кандидатурам еще более мерзких типов. - По залу (вернее, по классу) прокатилась волна. - И среди этих кандидатур я хочу отметить Владимира Еписеева, двоечника и бандита...

Распахнулась дверь, и в класс вновь влетела Римма Игнатьевна.

- Арсений Кириллович! - Она подкатилась ко мне мохеровым шариком и заглянула в мои нетрезвые зрачки. - Вы так кричали. Что-то случилось?

- Ничего, ничего, Римма Игнатьевна, - развел я руками и широким жестом охватил пригнувшиеся головы родителей. - Вы же понимаете, идет собрание...

Историчка проследила за кривой дугой, которую описала моя рука, и осталась довольна этим зрелищем. Виноватые лица родителей, частенько донимавших учебную часть непомерно высокими требованиями к качеству образования, привели ее в восторг.

- Арсений Кириллович, - прошептала она с трепетом, - вы Макаренко! Только для взрослых!

Дверь тихонько пискнула и плавно легла в коробку. Я мог продолжать. Но то ли трепетный голос нашего завуча, то ли не свойственные классной двери нежные трели опять изменили ход моей мысли.

Мамаша хулигана Еписеева - а это была та самая хорошенькая блондиночка из первого ряда - вжала голову в плечи и приготовилась выслушать приговор. Она и сама понимала, что по ее сыну плачет даже не слесарное ПТУ, а колония для малолетних преступников.

- На ком же мы остановились, друзья мои? - сердечно спросил я свою аудиторию.

- На Владимире Еписееве! - нагло крикнул с галерки оскорбленный герр Шаес. - Этот тип чуть не изнасиловал мою дочь...

Дерзкий выпад остался незамеченным. Я вышел из-за кафедры и остановился у доски.

- Попрошу подняться родителей Володи...

Красная, как венгерский маринованный помидор, блондинка с трудом вылезла из-за парты и, уткнув взгляд в пол, замерла. Будто ожидала с моей стороны физической экзекуции. Но экзекуции не последовало.

- Как вас зовут? - ангельским голосом спросил я блондинку.

- Ма... Маша, - пролепетала она. - То есть... Мария Антоновна...

- Спасибо вам, Мария Антоновна, - немедленно отреагировал я. Огромное спасибо за сына!

- Да он же моему Лешке... Карнаухову чуть ухо ножом не отрезал, подала голос какая-то толстая особа.

- Все сфабриковано! - объявил я, как прокурор, который проспал весь процесс и принял себя за адвоката. - А впредь, - это уже касалось всех родителей, - попрошу не марать светлого имени Владимира Еписеева. И точка! - резюмировал я.

Уважительная тишина была мне ответом. Я прошелся вдоль доски.

- На этом считаю собрание закрытым. Вопросы есть?

Вопросов не было. Даже герр Шаес примирился со своим статусом родителя малолетней преступницы.

Я бодро вышел из класса и направился в туалет. Попить. Пока я шел по коридору, до меня не донеслось ни звука. Только мои железные командорские шаги гулко двоились в простенках школьных коридоров.