- Да нет, - замялся я. - Тут такое дело... Я же не совсем отказываюсь от встречи с этой твоей Ларисой... Просто, может, ты перенесешь?
- Нет, старикан, я так не играю. Я зову бабу в гости, на свой, понимаешь ли, страх и риск, а он мне теперь заявляет "давай перенесем"! Да ты хоть знаешь, какая у нее фамилия?
- Это что, в корне меняет дело? - удивился я.
- Полностью. Я же не буду знакомить лучшего друга юности со всякой шушерой. Я тебе предлагаю качественный товар. С гарантией... Так вот, ее фамилия - Пастернак. Знаешь такого поэта?
- Знаю. Ну и что?
- А то, что она какая-то там его родственница! - гордо объявил Виталька, я почти увидел, как он надулся. - Или однофамилица, - добавил он менее уверенно. - Словом, гонор у нее еще тот. Что ж, мне теперь перезванивать прикажешь?
- А ты проведи с ней совещание. На квартире. Скажи, мол, заболел, нерешительно предложил я.
Виталька захохотал:
- Ну, е-мое, ты даешь, старичок. Совещание... А что, это мысль, внезапно загорелся мой студенческий друг, и я услышал в его голосе знакомые с юности донжуанские нотки. - Она, небось, ухаживать примется... Бабы, они, знаешь, сердобольные...
- Ну вот и хорошо, - обрадовался я.
Уф! Кажется, отделался.
- Но, старик, ты упускаешь отличный товар. Там ведь библиотека из пяти тысяч томов! Может, тебя хоть это как пэ-эдагога заинтересует?
- Нет, - решительно ответил я, - нет.
- Ну как хочешь. Ладно, я пошел досыпать. Не пропадай...
Я ехал в школу на троллейбусе и думал о Мухрыгине. Все-таки он или не он? Нет, не хочется мне с ним встречаться. Я бы с удовольствием никогда больше не заглядывал в его противные зеленоватые, как болото, глаза. Но что поделаешь, я, к сожалению, не школьник, чтобы прогуливать.
Двери троллейбуса фыркнули и закрылись. Я увидел, что проехал свою остановку. Рывок - и заветная кнопка у меня под пальцем. Если водитель сейчас меня не выпустит, я точно опоздаю к звонку.
- Ты на лоб себе нажми, баран ты, блин, - поэтично прохрипело в динамике на весь салон.
Но двери тем не менее открылись и нехотя выпустили меня наружу. Видно, судьба у меня такая. Теперь уж точно придется идти на урок.
Когда я, взмыленный, ворвался в учительскую, Мухрыгина там, слава богу, не оказалось. Зато Марианна Александровна, наша англичанка, была на месте - стояла у кактуса и нервно курила. На мое появление она никак не отреагировала. Лишь выпустила паровозную струю.
Я вихрем подлетел к шкафу с журналами, и только тут до меня донеслись всхлипывания.
- Плачешь, что ли? - неуверенно спросил я.
Мисс Преображенская не ответила. Я подошел к кактусу и развернул англичанку к себе. По лицу Марианны градом катились слезы. Чудеса! Плаксивые они, оказывается.
- У тебя что, урок отменили? - задал я дурацкий вопрос.
Стала бы она плакать из-за урока.
- Да отстань ты, Васильев! - неожиданно взорвалась Марианна. - И без тебя тошно...
- Опять физкультурник? - предположил я.
По молчанию мисс Преображенской я догадался, что так и есть. Дело в том, что Мухрыгин больше жизни любил поиздеваться над бедной англичанкой. Видимо, ему не давала покоя ее врожденная интеллигентность. Шутки нашего физкультурника были все какие-то подростковые. Злые и нелепые.
Он частенько подкладывал на стул Марианне кнопки, мазал воском страницы в ее классном журнале, так что англичанка не могла поставить ни одной отметки; сажал в ящик ее стола различных членистоногих и паукообразных, а зимой, когда насекомые засыпали, - грызунов и лягушек. Но особую радость Мухрыгину доставляли эксперименты с гвоздями. Однажды он прибил красивый беретик Марианны к полу и долго хохотал, наблюдая, как она пытается поднять свой упаднический головной убор. Наверняка что-то подобное случилось и на этот раз.
- Ну что там он опять отмочил? - я внимательно посмотрел в инязовское лицо Марианны Александровны.
Она же выразительно посмотрела на кактус. Я перевел взгляд на растение, которое давно уже смирилось с сигаретным дымом. С виду кактус выглядел вроде бы как всегда. Но, приглядевшись повнимательнее, я обнаружил, что кроме колючек из нашего друга торчали гвозди. Значит, опять Мухрыгин! Нет, это просто маньяк какой-то.
Я, вне себя от ярости, посмотрел на заплаканную Марианну и процедил сквозь зубы:
- А вот это ему просто так с рук не сойдет. Слово даю!
Мое желание расправиться с физкультурником было огромно. Если бы он в ту минуту попался мне под руку, его голова наверняка бы украсилась парочкой дюймовых гвоздей. Пусть знает, каково кактусам. Но Мухрыгин почему-то не попадался. Через два урока мой гнев несколько поутих, однако физкультурника я решил найти во что бы то ни стало.
Началась большая перемена, и я спустился на первый этаж, где находился спортзал.