Брачный сезон, или Эксперименты с женой

Ленька открыл коробочку. Там лежала великолепная большая марка с синей бабочкой. О ней я мечтал с детства и неоднократно предлагал Тимирязьеву обменять ее. Но он неизменно отказывался. Марка была действительно очень редкая! И вот теперь, значит, час пробил...

Прослезившись, я прижал голову Тимирязьева к своему животу и долго не отпускал. Гости заволновались и захотели взглянуть на Ленькин подарок.

- Детский сад, трусы на лямках! - фыркнула Лариса. - Нашел что подарить!

Но за марку неожиданно вступился уголовник Василий.

- Лучший подарок - коллекция марок! - важно произнес он и заговорщицки, пока все рассаживались, отозвал меня в коридор. Я внутренне напрягся, но пошел. Теперь мы как-никак родственники... - Держи кардан! сказал в сумраке Василий и хлопнул по моей ладони своей лопатой с отрубленной фалангой указательного пальца. - Он покопался в штанах и протянул мне наборный выкидной ножик. - Дарю! Если жена надоест, прирежешь, - добавил он и улыбнулся шрамом.

Я поблагодарил и пощелкал ножом. Лезвие мягко выпрыгивало и убиралось в цветную рукоятку.

- И вообще, - миролюбиво предложил кузен моей благоверной, - нужно будет кого замочить - только звякни. Я ведь художник не местный, попишу и уеду, - добавил он туманно.

Глава 46

Брачная ночь

Праздник шел своим чередом. Виталька украдкой подливал в мою минералку водки, так что чувствовал я себя превосходно. Даже хулиган Еписеев, выпив портвейна, успокоился и не тревожил меня. Без десяти двенадцать, когда у меня уже болели губы от варварских народных обычаев, тетя Рая вдруг воскликнула:

- Ну все, гости, прощайтесь с молодыми. Через десять минут у них первая брачная ночь. - Ничего себе! А я рассчитывал еще посидеть! - А пока погадаем, кто кого больше любит...

Тетя Рая высыпала из вазы яблоки, выбрала самое крупное и утыкала его зубочистками.

- Ну, молодые, вытягивайте по одной и говорите что-нибудь ласковое.

Я вытянул зубочистку, посмотрел в Машины синие глаза и покорно сказал:

- Любимая!

Маша фыркнула и ответила:

- Кормилец!

На двадцать четвертой зубочистке я уже с трудом подыскивал эпитеты. Пришлось палить очередями:

- Моя смарагдовая трепетная и ясноокая лань!

У мадам Еписеевой запас эпитетов, казалось, никогда не иссякнет. Правда, все определения почему-то так или иначе касались коммерческой стороны жизни, но произносились неизменно ласково.

- Добытчик! - тут же нашлась Мария.

Я крепко задумался. Чтобы разрядить паузу, Леха крикнул:

- Горько!

Но дядя Миша оборвал его:

- А налить?

- Да у меня же нолито, - виновато пробормотал сынуля.

Все наполнили бокалы и приготовились выпить. Ленька, который до этого смирно и безропотно сидел под присмотром Саиры, неожиданно вскочил, выплеснул талую воду из своего стакана и протянул его на середину стола к виночерпию дяде Мише.

- Правильно делаешь, правильно!

Мадемуазель Ы отточенным движением выхватила стакан из тимирязьевских рук и поставила его на стол перед собой. Тогда Ленька рассвирепел и дерзко смахнул стакан рукавом на пол. Стакан разлетелся вдребезги.

- На счастье! На счастье! - закричали толстые кузины.

Но мой друг не успокаивался. Он ухватил подарочную хрустальную вазу и до краев наполнил ее водкой.

- За тебя, Сенька! - прохрипел он и присосался к хрустальному краю.

- Леонид! - взвилась Саира. - Я тебе запрещаю! Тебе запрещает, поправилась она, - великий Прубха!

- Да иди ты со своим Прубхой к едрене матери, - пробормотал Леонид, отрываясь от грешного сосуда. - Надоела до чертиков! Святоша, блин!

Глаза мадемуазель Ы вспыхнули карающим огнем. Она величественно поднялась и, ни с кем не попрощавшись, выплыла из комнаты. В наступившей тишине гулко хлопнула дверь. Дядя Миша одобрительно пробормотал:

- Правильно делаешь...

К кому относилось его одобрение, я не понял. Покончив с водкой, Ленька оторвался от вазы и бережно поставил ее на место. Затем подскочил к нам с Марией и, тычась пьяными губами в наши лица, забормотал:

- Люб-бимые в-вы м-мои! К-как же я с-сос-ску-чился!

Мадам Еписеева отпихнула Тимирязьева крахмальным локтем, он опрометью выбежал в прихожую. Понятно. За Саирой своей...

Однако через секунду Ленька ворвался в комнату. В руках его сиял саксофон. Он вспрыгнул на кресло и заиграл одну из своих психоделических композиций.

Сзади к нам подкралась тетя Рая и, обхватив за плечи толстыми руками, потихоньку повлекла к детско-хулиганской комнате, где была застелена кровать.

Мы остались наедине с мадам Еписеевой. Из-за плотно закрытой двери неслись приглушенные саксофонные стоны.

- Ты меня любишь? - зачем-то спросил я.

- Не говори глупостей, - раздалось из-под тюля.

Мария выбиралась из платья.

- Ну ты хотя бы счастлива? - не отставал я.

- Весь праздник мне испортил!

Чувствуя свою вину, я попытался обнять Машу, но она оттолкнула меня и отвернулась к столу, заваленному железяками.

- Ну что я должен сделать, чтобы ты меня простила?

Мария оттопырила нижнюю губу и притворным обиженным голосом пропищала:

- Купить мне шубу.

- Помилуй, да ведь весна!

- Шуба - понятие растяжимое, - мечтательно проговорила она. - Это у тебя вон живот греет и зимой и летом! А я?..