Лоренс был рад, что Пегги восприняла его женитьбу спокойно, не устроила истерики, чего Лори втайне опасался, и уверил её, что всё останется по-старому: он сможет по ночам приходить к ней на мансарду, и они по-прежнему будут вместе. Жалование Пегги не превышало семи фунтов в год, но благодаря вышеописанным немалым достоинствам, она имела не менее пятидесяти — на подарках любовника. Теперь же, Пегги понимала это, Лоренс без её услуг и вовсе не обойдется, и они вместе вполне смогут прекрасно прожить на приданое его тощей пигалицы-супруги.
Лоренс с этим не спорил.
Не то, чтобы всё предшествующее убедило Лоренса вести впредь более скромный и умеренный образ жизни, скорее, Иствуд просто отдыхал от напряженных поисков выхода из финансового кризиса, от издержек моральных и физических, от встречи с мерзопакостным негодяем Монтэгю. Лоренс также легче, чем опасался, сумел перенести начало супружеской жизни с Эннабел. Ночью все кошки одинаково серы, все жабы одинаково буры, и в темноте Лоренс не посрамил чести мужской половины человечества, рассчитывая получить недополученное — после, на мансарде.
Но оказалось, что у миссис Эннабел Иствуд совершенно нелепые представления о брачной жизни, почерпнутые, надо полагать, из дамских романов, которые она поглощала в изобилии. Бог весть, из какого из них Белл извлекла глупейшую мысль о том, что женщина есть украшение человечества, что только общение с нею, любование на неё и составляет единственное счастье мужчины, в частности, её собственного мужа, и выбить из головы Эннабел эту невероятную глупость было невозможно. Посоветовать супруге посмотреться в зеркало было бессмысленно: Эннабел от него и так не отходила, однако то, что она видела в нём, казалось ей прекрасным. Лоренс Иствуд и раньше полагал, что большинство женщин считает себя по меньшей мере в три раза красивее, чем они есть на самом деле. Но Эннабел считала себя красивее, чем она была, в тридцать три раза, а это уже было вызывало сомнение в здравости её рассудка.
Целыми днями Эннабел надоедала Лоренсу, то призывая его десятки раз повторять, как он любит её, то требуя дом в Лондоне, то уговаривая прокатиться по парку в новом экипаже — ей хотелось показаться всем знакомым в новом статусе. Ночами же Белл, отличаясь к тому же невероятно тонким слухом, не только не давала ему посещать мансарду, просыпаясь, едва Лоренс пытался покинуть супружеское ложе, но и требовала таких доказательств любви и в таком количестве, какого Лоренс не мог дать и в лучшие времена своей крошке Пегги. Комплекция была не та…
Известно, что в каждом ровно настолько тщеславия, насколько ему недостает ума, а так как ума у Эннабел, похоже, не было вообще, в конце первой недели брачной жизни мистер Иствуд стал подумывать о том, что на самом деле он рассчитался с долгами по тройной ставке.
Кора Иствуд была шокирована, столкнувшись с Эннабел в доме. До этого сближение Коры с милой и благородной мисс Гилмор было полезно: делясь мыслями с подругой, мисс Иствуд оттачивала свои суждения, и сожалела только о том, что судьба не свела её с Энн раньше. Но Эннабел поразила её — причём первое время Кора даже затруднялась определить, чем именно. Суждения невестки несли на себе печать чего-то такого, чему в лексиконе мисс Иствуд не было определения. Но поступки…
Мисс Гилмор, которой Кора с изумлением передала кое-что, сказанное Эннабел, пожав хрупкими плечами, назвала произнесённое глупостью, но стоило мисс Иствуд рассказать о том, как в прошлую пятницу невестка во время визита леди Холдейн, называла супруга во всеуслышание «пупсиком» и прыгнула к нему на колени, Энн растерялась и покраснела. Такое, подруга была права, даже глупостью не назовешь. Это было уже за гранью смысла.
Сама Кора Иствуд нисколько не жалела братца, считая, что за своё мотовство Лоренс получил по заслугам, но перспектива находиться в одном доме с глупейшей курицей не радовала. Тем более что с замужеством самодовольство и глупость Эннабел возросли стократно. Белл позволяла себе учить мисс Иствуд одеваться и давала ей советы, как лучше выглядеть, поминутно делилась знанием жизни, отчего у мисс Коры начинались головные боли. Но единственной возможностью избежать дальнейшего общения с Эннабел было замужество. Между тем…