Монтэгю вздохнул, расставаясь с прекрасными воздушными замками.
Впрочем, уснуть он не смог. Мысли его заполонила мисс Кора. Он, то и дело облизывая пересыхающие губы, грезил наяву. Мысль, пришедшая ему в голову, едва он увидел её, скрежещущим диссонансом вторгалась в него. Он ведь, действительно, никогда не обладал ни одной женщиной. Настоящей женщиной, а не теми порочными созданиями, что ублажали по грязным притонам мужскую похоть. Странная и безотчетная брезгливость, почти патологический страх заразы и презрение к шлюхам исказили его чувственность. Но сейчас, лежа в расслабленной истоме в постели, Джулиан таял, воображение рисовало нежнейшую, бархатистую кожу лилейной шеи, изящные завитки волос возле затылка, прелестный профиль и тёмные глубокие глаза. Мысленно он прикасался губами к её рукам и запястьям, к тонким, словно вырезанным из слоновой кости ключицам, ладонь его скользила по лилейным плечам… Он представил её в утреннем пеньюаре, белом, с пеной кружев… Вот она будит его поцелуем, ерошит волосы, смеётся… Он хватает её в объятия, осыпает поцелуями…
Вот оно, счастье.
Джулиан тихо поднялся, подошёл к ящику трюмо. Ещё в конце вечера у сэра Винсента Кора оставила на столе крохотный благоухающий платок из батиста. Монтэгю видел, что она потом искала его — но он, незаметно накрыв его ладонью, сунул в карман сюртука. Ящик бесшумно открылся. Вот он. Джулиан прижал платок к лицу, вдохнул запах, чувствуя новый приступ истомы и головокружение.
Внезапно всё кончилось. Взгляд его упал в ящик. На дне его лежали коричневые перчатки из тонкой замши, а под ними — небольшой замшевый мешочек, напоминающий кисет для табака. Но табака внутри не было. Он был наполнен, как шутил Джулиан, высочайшим порождением прогресса, изобретённым доктором Кондомом: это была его постоянная экипировка при посещении злачных мест. Боже, как же он не подумал! Положить сюда… Идиот. По коже Джулиана прошла неприятная дрожь. Надо… убрать это отсюда. Мерзость. Надо… просто вышвырнуть. Монтэгю поморщился.
Раймонд Шелдон недаром называл этого человека умным. Будь Джулиан глупцом, его мысль остановилась бы, но к несчастью для Монтэгю, виконт не заблуждался на его счёт. И воспоминания и мысли, логичные и умные, потекли дальше. В памяти всплыло: «Вы опоганили своё тело, Джулиан, а теперь грязь тела измазала вашу душу…» Чёртов ортодокс. Но как вышвырнешь мерзость из души? Мысль Джулиана не могла остановиться. «Это другое!», в отчаянии закричал он про себя.
Образ Коры растаял. Джулиан был один в пустой спальне, сжимая в руках белый платок.
Сна не было. В душу медленно вползало что-то ледяное, скользкое, подступало к сердцу, обвивая змеиными кольцами. Маленькая рыженькая шлюшка Хетти, смеясь, прыгнула ему на колени, обняла за шею тонкими ручонками, попыталась приникнуть розовыми губами, составлявшими неприятный контраст с волосами, к его губам. Монтэгю в ужасе отстранился, вспомнив омерзительные губы виденного им в Лондоне нищего сифилитика. Он никогда не целовал губ ни одной женщины. Рука Джулиана в коричневой замшевой перчатке резко отстранила мерзкую тварь, другая с размаху ударила её по лицу.
— Не смей, дрянь, прикасаться ко мне.
Монтэгю методично избивал шлюху, вымещая на ней постоянный парализующий страх подхватить что-то в этом мерзейшем притоне, злость и ненависть к ней и к себе, вечное дурное напряжение и что-то ещё, неопределимое, но саднящее душу.
Джулиан вскочил, на несколько мгновений замер перед горящим камином. Осторожно положил платок в изголовье кровати. Тяжело дыша, вынул из ящика его содержимое. Яростно швырнул в огонь. Обессилено сел в кресло, наблюдая, как, словно живая старческая плоть, корчится и извивается в огне замша. Где-то в извивах памяти надсадно и горько плакала маленькая рыжая девчонка. Монтэгю заткнул уши и бросился на постель. Всё, чего он теперь хотел, был сон. «Невинный сон, тот сон, что сматывает нити с клубка забот, хоронит с миром дни, дает усталым труженикам отдых, врачующий бальзам больной души, сон, это чудо матери-природы, вкуснейшее из блюд в земном пиру…»
Но уснуть так и смог.
На следующий день около четырех пополудни заехал к Шелдону. Тот не ждал Джулиана, хотя и ничем не выказал своего удивления. Раймонд видел по усталым жестам и кругам под глазами Монтэгю, что тот не спал ночь. Монтэгю пребывал в странно взвинченном состоянии, и почти сразу задал Шелдону вопрос, который вынашивал всё утро.
— Я заехал, чтобы кое-что понять, — несколько рассеянно проронил Монтэгю, стараясь не встречаться глазами с Раймондом. — Как, по-вашему, я чем-нибудь отличаюсь от Тэлбота, Шелдон?
Шелдон удивленно покосился на Монтэгю. Подумать только! Слышал бы их сейчас сэр Чилтон…
— Стало быть, вы ответили себе на тот вопрос, что вчера проигнорировали?
— Облил бы я перед мисс Корой Тэлбота грязью? Ответил. Я не сделал бы этого.
— А почему?