Брачный сезон

– Ну, то есть он своей проповедью подсказал ее Коротышке, ненароком. Она, бедная девочка, все время размышляла о том, как дурно поступил Доббс по отношению к ее собаке, а викарий вчера как раз говорил про фараона и казни египетские, которые фараон на себя навлек за то, что не отпускал сынов Израиля[36]. Ты, может быть, помнишь тот случай? Слова викария натолкнули Коротышку на интересную мысль. Ей пришло в голову, что казнь лягушками может подействовать на Доббса и он отпустит Сэма Голдуина из плена. Ну, и она попросила меня заглянуть к Доббсу, устроить это дело. Сказала, что ей это будет приятно, а Доббсу полезно и отнимет у меня всего несколько минут. Вообще-то Коротышка считала, что казнь вшами[37] была бы еще действеннее, но она девушка трезвомыслящая и практичная, понимает, что вшей не напасешься, а лягушек сколько угодно под каждой изгородью.

Все мыши, сколько их было у меня в желудке, проснулись и закопошились со страшной силой. Но я сделал над собой титаническое усилие и не взвыл, как погубленная душа. Просто не верилось, что этот сверхолух царя небесного за столько лет жизни ни разу не угодил в психушку. Казалось бы, какое-нибудь из этих учреждений, с их разветвленной охотой за талантами, давно бы должно было его сцапать.

– Расскажи все толком. Он застал тебя на месте?

– К счастью, нет. Опоздал на полминуты. Я высмотрел, когда в его доме никого не будет, вошел и выпустил лягушек.

– А он оказался где-то поблизости?

– Ну да. Он был в таком сарайчике у задней двери, должно быть, пересаживал герани или еще что-нибудь, когда вошел, у него руки были все в земле. Он, видно, и пришел руки мыть. Неловкий был момент, непонятно, с чего начать разговор. Наконец я сказал: «А, привет, привет! Вот и вы». А он стоит и молча смотрит на лягушек. Потом спросил: «Это что такое?!» Они, понимаешь ли, распрыгались немного. Лягушки ведь, знаешь, прыгают.

– Кто куда?

– Совершенно верно. Кто куда. Ну, я не растерялся и говорю: «О чем это вы, констебль?» Он мне: «О лягушках вот об этих». А я ему: «Ах да, тут, я вижу, имеется некоторое количество лягушек. Вы – любитель лягушек?» Тут он спросил, моих ли это рук дело. А я ему в ответ: «В каком смысле моих рук, констебль?» Он говорит: «Это вы их сюда принесли?» И я, должен признаться, сознательно его дезинформировал. Я ответил, что нет. Конечно, мне была очень не по душе эта умышленная ложь, но я все-таки думаю, что в некоторых ситуациях…

– Не отвлекайся! Что было дальше?

– Не подгоняй меня, пожалуйста, Берти. На чем я остановился? Ах да. Я сказал, что нет, я понятия не имею, откуда они там взялись. Это, наверно, одно из тех явлений, которым мы никогда не найдем объяснения. Наверно, говорю, им так и предназначено оставаться необъяснимыми. У него, естественно, против меня никаких улик. Мало ли кто мог безо всякого злого умысла, просто так, зайти в комнату, по которой скачут лягушки, хотя бы и епископ Кентерберийский, и вообще кто угодно. Доббс, должно быть, отдавал себе в этом отчет, он только пробурчал, что это очень серьезное преступление – приносить лягушек в полицейский участок, и я сказал, что да, конечно, жаль только, нет никакой надежды изловить злоумышленника. Тут он задал мне вопрос: а что я, собственно, там делаю? Я ответил: пришел просить, чтобы он отпустил Сэма Голдуина. А он говорит, что не отпустит, так как установлено, что он, Доббс, не первый, кто был им укушен, и положение животного очень серьезно. «Что ж, – говорю, – ладно, тогда я пойду», – и пошел. Он сопровождал меня до самых ворот, как ты видел, и всю дорогу тихо рычал. Не нравится мне что-то этот человек. У него дурные манеры. Резкие. Бесцеремонные. С такими манерами он не сможет завести себе друзей и не будет пользоваться авторитетом. Ну, ладно, мне надо идти и отчитаться перед Коротышкой. Боюсь, известие про вторичный укус ее встревожит.

И, высказав еще раз желание опрокинуть стаканчик апельсинового сока, Гасси двинулся к дому викария, а я продолжил путь в «Деверил-Холл», уныло размышляя о том, какое следующее несчастие ждет меня на жизненном пути. Теперь не хватает только столкнуться нос к носу с леди Дафной Винкворт и тем увенчать этот день ужасов.

Я предполагал проникнуть в дом незаметно, и поначалу казалось, что удача мне в этом благоприятствует. Я пробирался по парку, держась в тени живых изгородей и стараясь, чтобы ни один сучок не хрустнул под ногой, ветер по временам доносил отдаленный старушечий лай, но удалось не попасться никому на глаза. Я уже торжествовал успех и почти припевал, входя в парадные двери, как вдруг – вот тебе на! – прямо передо мной посреди холла, расставляя на столике букеты, – она, леди Дафна Винкворт.

Наверно, Наполеон, или царь гуннов Аттила, или еще кто-нибудь в таком роде помахал бы ручкой, сказал: «Привет, привет!» – и пошел бы дальше, куда ему надо. Но мне такое геройство не по плечу. Взгляд леди Дафны, описав дугу, вонзился в меня, и я застыл на месте как простреленный. Примерно так же, если помните, подействовала на свадебного гостя встреча со Старым моряком[38].