Подобно многим другим фанатам тривии до и после, они были обескуражены, обнаружив, что, несмотря на престижные дипломы и широкое гуманитарное образование, мир больших денег и работы не спешил проторить дорожку к их дому. В свободное время, которого было более чем достаточно, они тестировали друг друга на знание литературы и удивлялись, сколько всего забыли со времени окончания университета. Игра в вопросы и ответы доставляла им такое удовольствие, что они сами начали составлять задания, стремясь разделить свою радость с окружающими. В конце концов издательство Viking Press посчитало возможным повторение кроссвордного помешательства 1924 года и согласилось опубликовать законченную коллекцию из 2000 вопросов под заголовком: «Спросите что-нибудь полегче! Книга вопросов».
Сегодня, 80 лет спустя, «Спросите что-нибудь полегче!» все еще представляет собой занимательное чтение, в основном благодаря таланту авторов вопросов. Они опробовали свои задания на энциклопедически образованных современниках и зафиксировали все результаты знаменитостей. Таким образом, читатель может сравнить свои знания тривии с показателями президента Йельского университета или редактора журнала Life. Некоторые из этих «подопытных кроликов» сами нередко являлись фигурантами ответов на вопросы тривии в наши дни: великий теннисист Билл Тилден, завсегдатаи круглого стола отеля «Алгонкин» Дороти Паркер и Роберт Бенчли (кстати, признавшийся в пристрастии к тривии в предисловии книги), психолог-бихевиорист Джон Уотсон (показавший наихудший результат — всего 61 % отвеченных вопросов) и интеллектуальное светило, теоретик негритянского ренессанса Джеймс Уэлдон Джонсон (80 % — учитесь, Уотсон!). Лучшие результаты демонстрировали знаменитости, которые проходили тесты, заточенные под их профессиональные области знаний. Спортивный обозреватель Грэнтланд Райс показал превосходный результат в спортивной викторине (пример вопроса, который сейчас рассмешит и ребенка: «Сколько шаров понадобится игроку в боулинг, чтобы достичь максимального результата в 300 очков?»[57]
), а профессор теологии Гарри Эмерсон Фосдик сделал то же самое в викторине по Библии (пример вопроса, который сейчас также рассмешит и ребенка: «Что необычного сделала Валаамова ослица?»[58]).Книга была опубликована в феврале 1927 года и немедленно побила все рекорды продаж — 100 тысяч экземпляров были распроданы за один месяц. К концу весны Viking продали четверть миллиона копий «Спросите что-нибудь полегче!» и ее наскоро написанного продолжения. К концу года фраза «Спросите что-нибудь полегче» стала слоганом, Спаффорд и Эсти продали почти столько же экземпляров книги, сколько герой 1927 года Чарльз Линдберг, опубликовавший свои трансатлантические мемуары «Мы». Почти каждая газета и журнал в Америке запустили у себя регулярные колонки викторин. Это было веяние времени — танцевальные марафоны чарльстона, енотовые шубы у студентов, сидение на телеграфных столбах — но веяние недолгое. В этом ряду тривия стала королевой.
Я занимаюсь зубрежкой всего три недели, но уже чувствую, будто инопланетяне вынули часть моего мозга, а потом вставили обратно. Инопланетяне в виде розовеньких бумажных квадратиков. Всякий раз, когда я слышу в новостях об очередном политическом назначении или о смерти какой-нибудь знаменитости, сердце замирает у меня в груди, и я чувствую странное приближение паники.
Скорее всего, я пытаюсь прошибить лбом стену. Факты больше не хотят аккуратно гнездиться в клеточках моего мозга. Я «перегрузил сеть», и теперь приходится выдумывать всякие мнемонические штуки, дабы закрепить их там. Чтобы запомнить, что в коктейль «сайдкар»[59]
входит выжимка из лимона, я рисую в воображении гигантский лимон, сидящий в мотоциклетной коляске. Чтобы запомнить, что Джон Куинси Адамс был избран президентом в 1824 году, выдумываю изощренную историю о том, как следователь Куинси в старом телевизионном шоу Джека Клюгмена вынужден отрабатывать 24-часовую смену. Каждая следующая мнемоника изнуряет больше, чем сам факт, для усвоения которого она выдумывается. Я похож на рассеянного человека, постоянно теряющего кошелек, поэтому привязывающего его к себе якорной цепью. Я уверен, что в экстремальных условиях телевизионной съемки ни одна из этих мнемоник не всплывет в моей голове в нужный момент. Я вообще сомневаюсь, что, стоя под софитами, буду способен выговорить само это слово «мнемоника».Однажды вечером, за неделю до съемок, Минди застала меня сгорбившимся в полутемной гостиной. Я вглядывался в мерцающий монитор.