— Сейчас поглядим, — говорит мужчина и лезет в карман за бумажником.
В этот момент Пол, проходящий мимо магазина, останавливается, чтобы получше рассмотреть витрину, и видит своего отца, который одной рукой протягивает Даше кредитную карточку, а второй — комкает чёрный чулок. Пол быстро отворачивается и резко сворачивает в сторону Непчун-авеню — в тот район, которого до сих пор не коснулась модернизация Брайтона и где с наступлением темноты порядочным людям делать в общем-то нечего.
— Hy так что, вот так вот прямо и убъёшь ее? Вот из этого ствола? — говорит Дима, разглядывая «Глок», который в разобранном виде лежит на покрытой газетой табуретке.
— Кто тебе сказал, что я собираюсь её убить? — говорит Игорь, протирая затвор и вставляя его на место. — Саманта? Больше слушай её.
— Я не слушаю, — говорит Дима. — Я так и знал, что это какая-то глупая шутка.
— Очень глупая, — говорит Игорь.
— Так ты даже не искал её — девочку эту? — говорит Дима.
— Почему не искал? — говорит Игорь, принимаясь за следующую деталь «Глока». — Искал, конечно.
— Ну и как? — говорит Дима. — Нашёл?
— Нашёл, — говорит Игорь. — С тех пор как она мие написала в последний раз, много чего изменилось. А вот обратный адрес na конверте тот же самый остался.
— Знаешь, — говорит Дима, — я думаю, у неё веская причина была. Для того чтобы сделать — ну, то, что она сделала.
— Наверное, — говорит Игорь. — Только какое это имеет значение?
— Огромное, — говорит Дима. — Пока ты там сидел, ты, конечно, не мог этого понять. А теперь ведь сам видишь, как ей здесь было, когда она только приехала. Тут ведь о будущем своём заботиться надо. Чтоб семья нормальная была, дом там, машина хорошая, бабки.
— Опять ты про бабки? — говорит Игорь. — С тобой в последнее время о чём ни заговоришь, всё только бабки, бабки, бабки…
— При чем тут я? — говорит Дима. — Что ты с больной головы на здоровую? Ты-то чего делать будешь? Подойдешь, поздороваешься сначала? Скажешь что-нибудь? Или прям сразу палить начнёшь?
— А что я могу сказать? — говорит Игорь. — Что тут вообще сказать можно?
— Ни за что не поверю, что у тебя это не отрепетировано всё уже тысячекратно, — говорит Дима. — Что, никогда не разговариваешь с ней по ночам? Не устраиваешь разборки эти виртуальные? Ни за что не поверю.
— И правильно сделаешь, что не поверишь, — говорит Игорь. — Но всё равно: что тут сказать-то можно? Как вообще такой разговор начинать? Здравствуй, любимая?! Помнишь меня? Мы когда-то так любили друг друга. А потом ты меня и любовь нашу обменяла на удобную жизнь, Ha парня, который по-англицки без акцента спикает, на тачку новую, навороченную, с сиденьями кожаными. На Америчку, в общем…
Игорь замолкает, но и Дима ничего не говорит.
— Ты, конечно, думала, что больше никогда меня не увидишь, — продолжает Игорь. — Думала, у тебя всё пучком будет. Кудряво и в шоколаде. А тут такой «упс» приключился — я вот взял вдруг и приехал. Восстал, можно сказать, из мертвых. Потому что, если я и не загнулся тогда, так это случайность чистая. А ощущение по-любому было, что загнулся. И что теперь? О чём разговаривать будем? Я не знаю. У тебя есть что сказать? У меня — нет. Потому что мне вот как надоело уже наши разговоры с тобой в одиночку вести. Самому вопросы тебе задавать и самому же отвечать на них.
— А ты что, думал, это легко будет? — говорит Дима. — Думал, она, как увидит тебя, расплачется, на шею тебе прыгнет? Покается перед тобой на коленках? Скажет, что ничего не изменилось. Что она всегда тебя любила и сейчас любит. А потом вы поженитесь, детишек нарожаете, будете счастливо жить долго-долго и умрёте в один день, да?
— Нет, — говорит Игорь. — Я думал, что дело во мне. Или в ней. Или в нас. Но я не думал, что всё в правильное обустройство будущего упирается. Конечно, я разговаривал и разговариваю с ней мысленно, всё время почти. Но, знаешь, в результате столько уже переговорено всего, столько раз я уже всё ей объяснил, что теперь как бы и не о чем говорить больше. Теперь я боюсь, что, когда увижу её, ничего вообще сказать не смогу. Ни слова. Просто нажму на курок — и всё.
— Хорошую причину ты для страха нашел, — говорит Дима.
— Это ещё что, — говорит Игорь. — Пострашнее вещи есть.
— Например? — говорит Дима.
— Да полно их, всяких приколов и заморочек — у каждого свои, — говорит Игорь.
— А у тебя что? — говорит Дима. — Ты-то чего боишься?
— Не чего, а кого, — говорит Игорь.
— Кого? — говорит Дима.
— Ну, я же сказал уже, — говорит Игорь. — Себя.
— Себя боишься? — говорит Дима.
— Да, — говорит Игорь. — Страшиее самого себя для человека всё равно никого и ничего на свете нет.
— Бред какой-то, — говорит Дима.
— Ты не понимаешь, — говорит Игорь. — И я тебе от всей души желаю, чтобы это для тебя навсегда глупым бредом так и осталось. Правда. Потому что, если ты даже и поймешь это когда-нибудь, то сразу же ещё одну штуку осознать должен будешь. Что, как бы ты самого себя ни боялся, всё равно ты ничего с собой поделать не можешь. И не сможешь никогда. И даже пытаться нечего. Вот это-то и есть всем приколам прикол. Всем заморочкам заморочка.