Брак и мораль

Многие согласятся, что указанные последствия принятия закона о непристойных публикациях достойны сожаления, но все равно скажут, что подобный закон обществу необходим. Лично я не верю, что возможно принять закон против непристойности, не предполагающий таких нежелательных последствий, и потому должен заявить, что ратую за отсутствие любых законов в этой области. В пользу данного утверждения можно привести два довода: во-первых, ни один закон не в состоянии запретить дурное без одновременного запрета хорошего; во-вторых, публикации несомненно и откровенно порнографические не причинят вреда обществу при рациональном половом воспитании.

Что касается первого довода, свидетельств здесь предостаточно благодаря истории применения закона лорда Кэмпбелла на территории Англии. Этот закон, как явствует из изучения парламентских дебатов, изначально виделся оружием против порнографии, и при его подготовке считалось, что положения данного закона не будут распространяться на другие разновидности литературы. Впрочем, составители закона недооценивали хитроумие полиции и глупость судейских чиновников. Цензуре посвящена блестящая книга Морриса Эрнста и Уильяма Сигла[65]. Они рассматривают как британский, так и американский опыт, а также затрагивают происходящее в других уголках света. Опыт показывает, в особенности применительно к строжайшей цензуре в Англии, что легкомысленные пьески, призванные пробуждать похоть, легко проходят цензуру, которая старается избегать упреков в ханжестве, зато серьезные пьесы, ставящие значимые вопросы (та же «Профессия миссис Уоррен»[66]), оседают у цензоров на много лет, а поэтическим пьесам трансцендентного свойства вроде «Ченчи»[67], где нет ни слова, способного заставить вожделеть даже святого Антония[68], нужна сотня лет, чтобы преодолеть отвращение мужественного лорда-канцлера. В Америке, несмотря на отсутствие цензуры, ситуация с театральными постановками во многом аналогична английской. Наглядный пример – возмутительный исход кампании Хорейса Ливрайта в защиту «Пленницы»[69]. Если коротко, в нашем распоряжении есть огромное количество фактов, из которых следует, что цензура запрещает серьезные произведения, представляющие художественную или научную ценность, а дешевые поделки, разжигающие похоть, свободно проникают сквозь лазейки в законе.

Имеется, впрочем, и дополнительное возражение против цензуры: даже откровенная порнография принесет меньше вреда, если открыто признавать ее таковой, чем когда она начинает привлекать своей загадочностью и умолчанием о ней. Вопреки закону, практически всякий более или менее обеспеченный мужчина в юности наверняка рассматривал непристойные открытки и гордился тем, что ими обладает, поскольку их непросто добыть. Приверженцы традиционных взглядов убеждены, что такие открытки чрезвычайно вредны для общества, но вряд ли кто-то из них признается, что они травмировали его самого. Разумеется, эти открытки возбуждают в мужчине преходящую похоть, но у любого сексуально здорового мужчины возбуждение возникает регулярно – не по одной причине, так по другой. Частота, с которой мужчина испытывает желание, зависит от его собственного физического состояния, тогда как случаи возбужденности обуславливаются социальными условиями, для него привычными. Скажем, ранним викторианцам было достаточно увидеть женские лодыжки, а современному мужчине уже подавай обнаженное бедро. Это лишь веяния моды в одежде. Войди в моду нагота, она перестала бы нас возбуждать, и женщинам пришлось бы, как это заведено у ряда дикарских племен, надевать одежду, чтобы сделаться сексуально привлекательными. Те же соображения распространяются на литературу и изображения: то, что захватывало воображение в Викторианскую эпоху, оставляет мужчин более трезвой эпохи совершенно равнодушными. Чем разумнее ограничения сексуальной привлекательности, тем меньше усилий требуется для эффективного привлечения противоположного пола. Девять десятых привлекательности порнографии сводятся к непристойному отношению к сексу, внушаемому моралистами нашей молодежи; всего одна десятая физиологична и возникла бы так или иначе, что бы ни гласил закон. На этом основании, хотя многие со мной не согласятся, я утверждаю, что нет нужды ни в каком законе, регулирующем непристойные публикации.