Читаем Брак и мораль полностью

В прошлом основанием для женской верности были страх адского пламени и страх забеременеть; первый пропал благодаря краху ортодоксальной теологии, второй – благодаря противозачаточным средствам. Традиционной морали в силу привычки и умственной инерции удавалось удерживать женщин в страхе, но потрясения, связанные с войной, сломали все барьеры. Современные феминистки уже не желают, как их бабушки, уничтожить порочность мужчин – они хотят, чтобы им было позволено делать то, что делают мужчины. Если их бабушки требовали всеобщей рабской морали, то они хотят для себя – наравне с мужчинами – свободы от морали.

Современные тенденции феминистского движения еще не ярко выражены, и невозможно сказать, как они дальше развернутся. Сочувствующие движению и его участники еще очень молоды, и среди них очень мало тех, кто имеет влияние и положение в обществе. Закон, полиция, церковь и родители, в руках которых находится вся власть, против них, но молодежь старается действовать скрытно, чтобы не вызвать гнева и репрессий со стороны своих противников. Для старшего поколения опубликованные судьей Линдсеем факты кажутся клеветой на молодежь, но молодые люди глухи как к клевете, так и к обвинениям.

Конечно, создалась очень неустойчивая ситуация: пойдет ли дело таким образом, что старшее поколение, приняв во внимание все факты, лишит молодежь достигнутой свободы; или же молодежь, достигнув зрелого возраста и высокого общественного положения, санкционирует в силу своего положения новую мораль. Весьма вероятно, что результат будет разным в зависимости от той или иной страны. В Италии, где пример аморализма, как и многого другого, подает правительство4, проводятся энергичные попытки силой насадить добродетель. В России все обстоит иначе – здесь правительство на стороне новой морали5. В Германии там, где большинство населения протестанты, свободная мораль, по-видимому, преобладает; там же, где большинство католики, это вряд ли произойдет6. Французы едва ли расстанутся со своими вековыми традициями терпимости по отношению к аморальным поступкам и поведению. О том, что случится в Англии и Соединенных Штатах я не берусь судить7.

Давайте на некоторое время остановимся, чтобы рассмотреть, что вытекает с точки зрения логики из требования женщин о полном равенстве с мужчинами. С незапамятных времен мужчинам было позволено – не в теории, а на практике – иметь незаконные половые сношения; от мужчины не требовалось, чтобы, вступая в брак, он был девственником, и на его измену смотрели сквозь пальцы, если факт измены оставался неизвестен жене или соседям. Этот порядок вещей сложился благодаря такому общественному институту, как проституция. Вряд ли сейчас найдутся защитники этого института, и едва ли кто-нибудь станет утверждать, что ввиду равных прав необходимо, чтобы в обществе появились также мужчины, занимающиеся проституцией, чтобы женщины могли удовлетворять свое желание так же, как и мужчины, и при этом так же, как и они, считать себя добродетельными. Ясно одно, в эти последние дни существования брака лишь очень немногие мужчины остаются девственниками в тот момент, когда они могут позволить себе жить с женой в своем доме. Но если холостой мужчина не собирается оставаться девственником, то и незамужней женщине в силу равенства прав незачем заботиться о репутации добродетельной женщины.

Несомненно, для моралистов такая ситуация представляется весьма печальной. В самом деле, если моралист даст себе труд обдумать ее, он поневоле придет к тому, что называют двойным стандартом морали, т. е. будет вынужден потребовать, чтобы для женщин было существенно важно оставаться добродетельными и совсем не важно для мужчин. Совершенно очевидно, что с точки зрения этики такой двойной стандарт – нонсенс. Получается, что моралист защищает неравенство и к тому же считает, что молодому человеку лучше пойти к проституткам, чем к знакомой девушке, несмотря на то что его отношение к ней не только бескорыстно, но еще и полно нежности и восхищения. Конечно, моралисты никогда не думают о выводах из тех положений, которые защищают, – они не собираются им следовать. Им кажется, что они проповедуют мораль, направленную против проституции, и не подозревают, что проституция есть неизбежный результат их учения. И это еще одна иллюстрация хорошо известного факта, что профессиональный моралист не обладает интеллектом выше среднего.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Философия символических форм. Том 1. Язык
Философия символических форм. Том 1. Язык

Э. Кассирер (1874–1945) — немецкий философ — неокантианец. Его главным трудом стала «Философия символических форм» (1923–1929). Это выдающееся философское произведение представляет собой ряд взаимосвязанных исторических и систематических исследований, посвященных языку, мифу, религии и научному познанию, которые продолжают и развивают основные идеи предшествующих работ Кассирера. Общим понятием для него становится уже не «познание», а «дух», отождествляемый с «духовной культурой» и «культурой» в целом в противоположность «природе». Средство, с помощью которого происходит всякое оформление духа, Кассирер находит в знаке, символе, или «символической форме». В «символической функции», полагает Кассирер, открывается сама сущность человеческого сознания — его способность существовать через синтез противоположностей.Смысл исторического процесса Кассирер видит в «самоосвобождении человека», задачу же философии культуры — в выявлении инвариантных структур, остающихся неизменными в ходе исторического развития.

Эрнст Кассирер

Культурология / Философия / Образование и наука