— У меня — клаустрофобия. Я не могу находиться в помещении без окон. И на метро, поэтому не езжу, и лифты не люблю.
— Ты никогда об этом не говорил!
— И сейчас больше говорить не хочу!
На следующий день я зашла к Марату на работу и, рассказав о причине отказа, предупредила его больше этот вопрос не поднимать.
Марат сделал большие глаза, пожал плечами и многозначительно покрутил пальцем у лба. Я безнадёжно развела руками. Вопрос о перемене работы был закрыт раз и навсегда.
В первых числах апреля на гастроли в Нью-Йорк приехал симфонический оркестр, в котором играл младший брат Гарика, Лёва. В субботу вечером они вместе с Басей приехали к нам в гости. Лёва с семьёй переехал в новый дом, и теперь он с удовольствием рассказывал нам о планировке, ремонте и интерьере. Бася жадно ловила каждое слово, предвкушая через месяц поехать и увидеть всё своими глазами.
— Вы понимаете, — почему-то ко мне обратилась Бася, — я хочу сделать сыну подарок на новоселье, пятьсот долларов. Так пусть Гарик выпишет Лёве чек, а я ему потом отдам наличными. Вы не возражаете?
— Гарик сам себе в деньгах хозяин! — удивилась я такой неожиданной Басиной щепетильности, а про себя подумала: «Какая разница кому дать наличные, Лёве или Гарику? А впрочем, какое мне дело? Сами разберутся!»
— Гарик, — встревожено продолжала Бася, — ты не забыл, что должен Лёве чек?
— Нет, мама! — резко ответил Гарик, не шевельнувшись.
Лёва увлечённо делился планами на гастроли. После Нью-Йорка была поездка в Европу с конечным пунктом в Швейцарии, куда должна была подъехать Лена, жена Лёвы, и отдохнуть там вместе с ним пару недель.
— Безобразие! — возмутилась Бася. — Купили дом, такие расходы! Зачем ей ехать в Европу?
— Но, мама, она очень тяжело весь год работала! Она устала! Трое детей! Новый дом забрал кучу энергии и сил! Ей нужен отпуск! — защищал жену Лёва.
— Что значит устала? У меня тоже было трое детей! Меня в Европу на отдых никто не возил! — И тут же, не переведя дух, — Гарик! Ты должен Лёве чек, ты не забыл?
— Мама! Не суйся не в своё дело! — хором закричали братья.
— Я никому ничего не должен и прошу мне не указывать! — взревел красный от гнева Гарик.
Лёва и Бася испуганно замолчали и с тревогой смотрели на Гарика.
— Вот как разговаривают с матерью! — обиженно проворчала Бася, со страхом косясь на сына.
Я тихонечко встала и выскользнула на кухню. На все эти дрязги у меня просто не было сил.
Прощаясь с Лёвой, я вынесла большую сумку с подарками от нас с Гариком Лёве, Лене и детям на новоселье. Лёва растроганно благодарил. Гарик вежливо улыбался. Он не имел ни малейшего понятия о подарках. Зато в книге учёта мне пришлось завести новую графу «подарки».
Чем ближе было пятнадцатое апреля, тем лихорадочнее Гарик говорил о таксах-налогах и своих расходах. Больше всего меня угнетало то, что долг Лишанским я отдавала по капле, а о многочисленных долгах Белке, превратившихся в результате в солидную сумму, я даже боялась думать.
Все вечера Гарик проводил за письменным столом, перебирая счета, ведомости и чеки.
— Гарик, — я погладила мужа по голове, — может быть, ты можешь что-нибудь выкроить для Лишанских?
— У меня нет денег! — сухо бросил через плечо Гарик и опять углубился в свои расчёты.
— Ну, как же быть? Ведь уже апрель!
— Вот именно, апрель! — в раздражении повернулся ко мне Гарик. — Когда ты по воскресеньям любишь кататься на машине на Брайтон, ты не думаешь, что надо отдать долги Лишанским! А ведь машина жрёт бензин, а бензин стоит денег!
— Это не Атлантик-сити, до Брайтона десять минут езды! Постыдился бы меня упрекать!
— У меня нет денег! — повторил Гарик, всем своим видом давая понять, что обсуждать больше нечего.
Вечер пятнадцатого апреля Гарик провёл на телефоне в разговорах со своим поверенным, который считал ему налоги и заполнял налоговые формы. Я устала и легла спать. Сквозь дремоту до меня доходили какие-то обрывки разговора с непонятными словами о вычетах и возвратах.
Когда Гарик, наконец, лёг рядом, я открыла глаза. Была половина двенадцатого ночи.
— Всё? — сонно спросила я.
— Всё, — без радости в голосе отозвался Гарик. Он лежал, запрокинув руку за голову, уставившись в потолок.
— Слава Богу! Поздравляю! Отдыхай!
— Не представляю себе, чем я заплачу пятнадцатого июля? — с тоской в голосе спросил Гарик.
Мой сон моментально пропал.
— Слушай! — Я резко села. — Сейчас полдвенадцатого! До конца пятнадцатого апреля ещё целых 30 минут! Я имею право хотя бы полчаса не слышать о проклятых налогах? Полчаса я могу пожить спокойно? Больше я не прошу! Утром заведёшь свою шарманку про пятнадцатое июля!
Гарик тут же повернулся ко мне спиной и натянул одеяло на голову.
— Что и требовалось доказать! — Я бухнулась на подушку и рванула на себя свой край одеяла.
Гарик, как всегда в таких случаях, затаился и не подавал признаков жизни.
ДОЧКА