— Откуда у тебя про любовь?
— Мамин друг работает в видео. У нас много фильмов, как в магазине. Пошли — покажу!
— А твоя мама?
Девочка пожала плечами.
— Да она и не заметит, а ты посмотришь и отдашь, ладно?
Я пошла вслед за Зойкой в её квартиру.
Когда мы вошли, у меня отвалилась челюсть. Кругом был такой бардак, что я не могла поверить, что эта квартира точно как наша.
По воздуху белыми хлопьями летали мешки из продуктовых магазинов. Засохшие веники бывших букетов торчали по углам и на подоконнике. Вместо занавески висела старая простыня. Какие-то тряпки свисали со стульев. Вокруг валялись лоскутки. Открытая швейная машина с зажатым недоделанным рукавом торчала посреди стола. Тут же стояла немытая посуда, пепельница, полная окурков, грязные рюмки, недопитая бутылка вина, открытые банки с вареньем. Использованные фантики от конфет разноцветными конфетти пестрели на полу вперемешку с хрустящей под ногами шелухой от семечек.
Зойкина мама с дымящейся сигаретой в зубах болтала по телефону, даже не посмотрев в нашу сторону.
Цепляясь за разбросанную на полу обувь, мы подошли к полкам, где валялись многочисленные коробки с видеофильмами.
— Чего тебе? — заорала Зойкина мама, положив трубку.
Зойка, нахмурившись, огрызнулась через плечо:
— Я хочу подружке дать кино посмотреть!
— Ты откуда? — рявкнула Зойкина мама, обращаясь ко мне.
— Здравствуйте, я живу прямо под вами, — испуганно пролепетала я, жалея, что поддалась на уговоры маленькой девочки.
Настроение Зойкиной мамы резко изменилось. Она даже скривилась в подобии улыбки.
— А-а! — протянула она. — Как же! Знаем! Наслышались! Это у твоей мамы муж сбежал? Да ты не дуйся! Цильку знаешь? По лицу вижу, что знаешь! Стерва, да? Ой, я её ненавижу! Мы вместе работаем! Так она уж про вас целыми днями трындит, поэтому я всё и знаю! Садись, меня Тамарой звать.
Услышав, что Зойкина мать ненавидит Цилю, мне как-то полегчало. Тут мы с ней сошлись.
— Ну, и что же она болтает, эта каракатица?
Тамара захохотала.
— Точно, каракатица! Естественно, несёт всякую дрянь, какие вы сволочи, Гарика своего затравили. Я его видела, Кащея Бессмертного, он за Цилькой на работу заезжает! Спирохета бледная! Ну, как твоя мать? Небось, переживает? Да хрен с ним, с говном! Скажи ей, пусть приходит, я ей дам кино какое-нибудь, пусть отвлечётся! Я ведь тоже одна! Мне твою мать жалко!
Когда я вернулась домой, то наша квартира показалась мне раем, а мама — доброй феей из сказки!
«Какое счастье, что у меня моя мама, а не Зойкина!» — подумала я.
МАМА
Наступил момент, когда я поняла — без адвоката не обойтись. Подружки общими усилиями собрали сведения о самом модном русскоговорящем адвокате.
— Молодой, агрессивный и очень напористый, — уговаривали они меня. — Пойди к нему, может, он не запросит дорого!
Я пошла. Адвокат, видимо, был не просто молодой, а очень молодой, поэтому всё лицо занавесил густой бородой и усами. Ещё до того, как мне что-то обещать, он потребовал заплатить аванс — половину стоимости услуг, если стороны, то есть мы с Гариком, придут к соглашению без особых проволочек.
Условие Гарика — подписанные мною бракоразводные бумаги.
Моё условие — выплаченный Гариком свадебный долг, а самое главное, я хотела, чтобы меня больше никто не трогал, чтобы мой адвокат полностью оградил меня от любых переговоров, дал подписать то, что не сулило бы мне неприятностей в будущем, и вручил Лишанским одолженные у них деньги.
Уходя от адвоката, я полюбопытствовала, что означает статья 170-1.
— Какая вам теперь разница? — адвокат вместо ответа нетерпеливо захлопнул мои бумаги и бросил их в ящик письменного стола. — У вас есть я. Идите и спите спокойно. Разберёмся.
«Напористый, — подумала я. — Подружки не ошиблись!»
По дороге домой я рассуждала.
«Конечно, если по справедливости, то все долги супруги обязаны платить пополам. Но, во-первых, Гарик положил на свой счёт в банке все деньги, подаренные нам на свадьбу. Во-вторых, за время нашей совместной жизни он и ухом не повёл отдать Лишанским хоть что-нибудь. Я сама как могла выкручивалась, отщипывая кусочки то с одного своего чека, то с другого. В-третьих, за обручальное кольцо, которое я оплатила сама, деньги мне Гарик так и не отдал. И, наконец, я не обязана платить долг за свадьбу, которую Гарик так безжалостно попрал».
Всё, что касалось Гарика, оборачивалось обманом: обручальное кольцо, свадебные деньги, побег, какое-то имущество, которое Гарик так боялся потерять, адвокатские бумаги, приходящие задним числом, непонятные статьи развода и прочее.
Ложь обвила меня тонкой липучей паутиной, лезла в рот, в уши, щекотала ноздри, мешая дышать! Я задыхалась в клубке вранья. В вязком удушье обмана мой адвокат казался мне спасительным глотком свежего воздуха. Я смотрела на него с надеждой, думая, что кошмар кончится и можно будет опять дышать свободно, то есть жить.
Не прошло и двух дней, как позвонил мой адвокат.
Торжествуя, он сообщил, что Гарик согласен заплатить долг Лишанским.