Брак по принуждению, или Его изумрудная тьма (СИ)

Через две недели такого режима я слегла. Заболела. Организм окончательно ослаб. Уже никуда не выходила и ничего не делала. Просто лежала и смотрела в потолок. И даже мысль о детях не спасала меня.

Последняя наша встреча была плохой. Мира много подозревала, делала умные догадки, увидела мои шрамы и синяки, Крис же просто плакал без папы.

Мира подумала, что папа спился, поэтому появлялся так редко, бил меня, поэтому шрамы, и я теперь с дядей Себастьяном — потому что Крис видел нас с ним вместе. Я как могла оборонялась — тщетно. Доченька устала жить во лжи.

Сюда я вернулась после этого убитая. Всё было плохо, и просвета не было.

Я была согласна на жизнь с Себастьяном, на всё — но ничего этого больше не было.

Была боль после ухода Стефана. От потери ребёнка. От всего этого.

***

Ему здесь не нравилось. Надоела жизнь по расписанию, постоянные приёмы лекарств, а ещё жуткая ломка, которая сводила его с ума. У него зудело тело, гудела голова, но заботливая медсестра, улыбка которой доводила его до белого каления, в очередной раз повторила ему, что никаких наркотиков больше. А Стефан давно уже не называл это наркотиками. Это же лекарства. Безобидные лекарства, они помогали ему жить.

Врач-немец постоянно проводил со Стефаном беседы, интересовался названиями, но получал очень мало ответов. Клиент был молчалив и вреден. Впрочем, именно с такими он и работал постоянно, так что ничего удивительного.

Стефан больше не видел Джульетту — она, как и обещала, перестала появляться. Ему было жутко одиноко. Стефану снились сны — воспоминания. Хорошие. Он, Елена, дети. Их когда-то дружная семья.

Сейчас Стефан хоть и жил в бреду, но почему-то надежда в нём не умирала. Не знал зачем, но продолжал терпеть ломку.

Последнюю встречу с Еленой он вспоминал, как фанат пересматривал любимый диск до появления множества царапин, просто до боли в сердце. Вызывал врача каждый раз после воспоминаний, настолько было плохо.

Стефан помнил её слёзы, и всё остальное тоже. Он думал над тем, когда же она лишилась ребёнка, после каких его слов?

А все сказанные слова он желал забыть. Потому что они отвратительны, как и он сам.

К Стефану, конечно же, много раз наведывался психолог, но достучаться до Стефана не мог. Один раз Стефан начал рассказывать, но из его слов понять ничего было нельзя — просто какая-то мешанина мыслей, несвязанных между собой.

Стефану прописали успокоительные. Прописали слушать звуки природы, тишину.

Джульетта заплатила за самое лучшее лечение для него, о котором никто никогда не узнает.

Но Стефану казалось, что он здесь просто умрёт.

Всё было выше его сил.

Ненависть к себе цвела и не могла никуда деться. Он всё больше понимал, как виноват перед любимой. И ничто это не исправит. Что сделано, то сделано. Он никогда не искупит вину перед Еленой, слишком много плохого сделал.

И удивительно так, ведь всё это из-за любви. Себастьян сыграл на самом опасном — на безумной любви Стефана к Елене.

Гений, что ещё сказать.

Стефан ненавидел рыдать, но пару раз пускал слезу, когда думал об Елене. И о записях в дневнике. Он всё больше начинал вспоминать из того, что заставлял себя забыть на протяжении более двух месяцев.

И — о, Господи, — лучше бы он не помнил.

Никакой психолог или врач ему не поможет.

Сердце его изнывало и болело. Совесть его убивала. Нет против этого лекарств. Не придумали.

***

Когда я в последний раз навещала детей, то увидела и Джузеппе. Камер не было, и мы смогли спокойно поговорить. Ну, как спокойно — Крис сел за видеоигру, а Мира в очередной раз начала упражняться со своей разговаривающей куклой.

— Я так поняла, у вас с Селестой всё наладилось, — улыбалась я, всё ещё наблюдая за детьми. Мои маленькие солнышки.

— Да, Елена, — приподнял он уголки губ в ответ.

— Не посчитайте меня наглой или навязчивой. Но я могу задать вам вопрос?

— Какой именно?

— О вашем прошлом с Селестой.

Отец Стефана сильно напрягся, поджал губы, и на лбу сильнее выделились возрастные морщины.

— Что бы ты хотела знать?

Я тяжело выдохнула. Да, всю историю он мне не расскажет, конечно. И нельзя признаваться, что я читала письма и видела запись в дневнике.

— Почему вы расстались?

— Я встретил мать Стефана — Элизабет. Влюбился по уши. Но Селеста не долго была одна. Думаю, ты это знаешь.

— Верно, знаю. А что насчёт аварии? Как всё было на самом деле? Как вы спаслись? И какие у вас были отношения с Лайоном? Вы тогда хотели вернуть Селесту? — осыпала я его вопросами, а он поморщился.

— Елена, что-то случилось? К чему эти расспросы?

— Я всегда слышала только одну историю истории — от самой Селесты.

— А что Селеста рассказала тебе? — удивился Джузеппе. Мне ведь запрещено говорить о мести…

«Если он узнает правду, то я сломаю тебе палец за пальцем, а затем выпотрошу на твоих глазах твоих же детей».

— Практически ничего конкретного. Просто зашла речь о выкидыше… Она ведь тоже…

Джузеппе тут же положил руку на моё плечо.