Брак по расчету

– После таких стонов, какие я сейчас слышала, я не могу думать о рае… Кто эта несчастная женщина?

Лицо священника разом побелело. Он с видимым раздражением посмотрел искоса на молодую женщину, сделавшуюся так неожиданно неприступной после одного только гордого поворота своей хорошенькой головки. Это была графиня Трахенберг, вполне достойная своих славных предков.

– А как воспримет ваша гордость то, что Шенверт служит приютом потерянной женщине? – сказал он резковато и с иронией. – Нет ничего непреклоннее гордой своей добродетелью женщины, она счастлива! Но горе тем, которых увлекает пылкое сердце!.. Я видел этот целомудренно-холодный, осуждающий женский взгляд, он пронзает как нож!

Что за речи в устах священника! Он повернулся и указал на дом с тростниковой крышей, который почти скрывали уже розовые кусты.

– Разве можно поверить, что это разбитое параличом существо, рук и ног которого уже коснулась смерть, танцевало когда-то на улицах Бенареса? Она была баядеркой, эта бедная индийская девушка, и один из Майнау увез ее за море… Ради нее создали эту так называемую «Кашмирскую долину» под немецким небом. Тратились тысячи, чтобы только вызвать на ее устах улыбку и заставить ее забыть небо отчизны.

– А теперь ее из милости кормят в Шенверте и отдали под опеку суровой женщины, – проговорила глубоко взволнованная Лиана. – А ребенка ее всячески притесняют…

– Ввиду только вашего интереса осмелюсь просить вас не высказываться так резко в присутствии гофмаршала, – прервал ее священник. – То был его брат, который своими любовными похождениями вызвал негодование света. Он давно уже умер, но и теперь, когда заходит речь об этом, старик выходит из себя. Он ревностный католик.

– Но его строгая вера не дает ему права угнетать бедного невинного мальчика, чему я сама была свидетельницей, – заметила неумолимая Лиана.

В это время они вошли в заросли. Молодая женщина не могла видеть лица своего спутника, но слышала его смущенное покашливание, и после минутного молчания он ответил отрывисто:

– Я уже сказал вам, что это потерянная женщина: она была неверна, как и все индианки. Мальчик имеет столько же прав на Шенвертский замок, как и всякий нищий, стучащийся у его ворот.

Лиана замолчала. Она ускорила шаг, ей было невыносимо душно в густых зарослях. Из-за разгоряченного воображения ей представилось, будто от шедшего за ней человека дохнуло пламенем. Вдруг ей показалось, что одна из ее кос зацепилась за куст. Протянув руку, чтобы освободить ее, она коснулась чьей-то быстро убранной руки. Лиана чуть не вскрикнула. Если бы ей попалось под руку скользкое тело пестрой змеи, она не больше испугалась бы, чем этого прикосновения.

Выйдя из зарослей, она невольно бросила робкий взгляд на освещенное лицо священника: оно было так же спокойно, как изваянное из камня. Дальше они шли молча, когда же калитка в ограде затворилась за ними, священник остановился. Казалось, он подыскивал нужные слова…

– Этот Шенверт – раскаленная почва для нежных женских ног, из Индии ли они происходят или из немецкого графского дома, – начал он глухим голосом. – Баронесса, теперь во всем мире волнение, и боевой клич его: «Долой ультрамонтанов[10], долой иезуитов!» Вам будут говорить, что я самый ярый из них, что я фанатик, вам будут говорить, что я сумел вполне подчинить своей власти высокопоставленных особ, что и составляет главную цель иезуитского ордена на всем земном шаре. Думайте об этом, как вам угодно… Но если в тяжелые для вас минуты – а без этого не обойдется – вам понадобится рука помощи, позовите меня, и я тотчас же явлюсь.

Он поклонился и быстрым шагом направился к северному флигелю. Лиана поспешила к себе. Трепещущими руками заперла она изнутри стеклянную дверь и недоверчиво осмотрела все шторы – плотно ли они сдвинуты, боясь, чтобы не проник сюда чей-нибудь непрошеный взгляд…

Никогда еще при мысли о том, что ожидает ее в будущем, не было у нее так тяжело на душе, как в эту минуту, – никогда, даже и в те ужасные дни, когда по Рюдисдорфскому замку разносился стук молотка аукциониста, а ее мать, ломая руки, бегала по пустым залам и в отчаянии бросалась на пол, обвиняя Провидение, допускавшее умирать с голоду последним Трахенбергам… Тогда умная и энергичная Ульрика взялась вести хозяйство и сумела сделать довольно сносной их жизнь, и спасителем их и брата стал труд. Труд – более достойная поддержка, нежели «рука помощи» этого католического священника! Нет, тысячу раз лучше пропасть в «тяжелые минуты», нежели обратиться к нему за помощью!

Глава 8