Брак по завещанию

— Нет! — Перегнувшись через стол, она страстно заговорила, глядя ему в глаза: — Ты ничем меня не обидел. Наоборот, ты подарил мне любовь, о которой можно было только мечтать. Но теперь мне мало одной любви… Пойми, что для меня это расставание гораздо больней, чем для тебя. Но если я останусь, я погибну. Отпусти меня с миром.

— Ты хотя бы понимаешь, куда ты собираешься ехать? Это настоящее безумие! — повторил Теренс Харпер, поднялся из-за стола и подошел к большому окну кабинета. — Неужели все дело в этих постоянных разговорах о ребенке?

— Пойми, я могла бы ждать еще долго. Но я знаю, что ждать нечего. Поэтому я уезжаю. И прошу, не уговаривай меня!

— Сейчас у меня совещание, но вечером я приеду к тебе, и мы все обсудим.

— Нет, — с улыбкой она покачала головой.

В кабинете повисла тишина, прерываемая лишь ходом старинных настенных часов. Женщина уже стояла у двери, словно ожидая какого-то последнего знака, чтобы уйти. Мужчина, повернувшись к ней спиной, смотрел в окно. Когда он заговорил, его голос уже звучал спокойно:

— Ты права, Маша. Удачи! Прощай.

Она молча кивнула и вышла.

* * *

На этом английская часть дневника Марии Козинцевой заканчивалась.

Дальше речь шла о событиях, о которых Сандра знала.

Самолет, в котором летела ее будущая мать, совершил вынужденную посадку в Рижском аэропорту. Из-за нелетной погоды ждать следующего рейса на Москву можно было несколько дней, и она решила добираться поездом. Перед кассой очередь сходила с ума, но каким-то чудом Марии все же удалось взять билет.

Оказалось, что она совсем отвыкла от поездов своей родины. В плацкартном вагоне невыносимо пахло потом и перегаром, и на первой же станции она вышла подышать. Поезд должен был простоять здесь несколько минут, и она решила, что успеет купить в буфете минеральной воды. Но в очереди у нее вдруг закружилась голова — то ли сказывалась духота вагона, то ли отчаянное нервное напряжение последних дней, — Маша сделала несколько шагов в сторону и почувствовала, что ставшие ватными ноги отказываются слушаться ее… Потом в глазах почернело, и, теряя сознание, она упала на грязный пол привокзального буфета.

Очнулась она уже сидя на стуле. Светловолосый сероглазый юноша бережно поддерживал ее голову и пытался напоить Машу водой. Так судьба привела ее в объятия Эгилса Рудевичуса, будущего отца Сандры, а тогда — студента университета. По-русски Эгилс говорил почти без акцепта.

Он был моложе ее на шесть лет. Когда он смотрел на нее, стройную красавицу в заграничном костюме, его серые глаза светились восторгом. Выяснив, каким поездом она ехала, он куда-то побежал договариваться, чтобы Машин багаж вынесли из вагона на следующей станции. Через некоторое время она почувствовала себя лучше, и тогда они вдвоем поехали за багажом на автобусе. Потом молодой латыш настоял, чтобы девушка переночевала у него, пообещав, что завтра его мать поможет с билетом на московский поезд.

Мать Эгилса, высокая рыжеволосая вдова, увидев на пороге своего дома незнакомую девушку не выразила никакого удивления. Время было уже позднее, она, видимо, собиралась спать, но, поговорив с сыном по-латышски, уступила свою комнату Маше.

Ночью Эгилс услышал доносившиеся из этой комнаты сдавленные рыдания и, не раздумывая, вошел. Он спросил, не может ли чем-нибудь помочь, и она, как потерявшийся ребенок, в отчаянии протянула к нему руки.

«Я не хотела жить, — позднее записала она в дневнике. — В ту ночь Эгилс спас меня».

Скромную свадьбу сыграли через полтора месяца, и для Маши началась новая жизнь. Эгилс учился, она зарабатывала переводами. После окончания университета Эгилс устроился на работу в Риге, и тогда Маша родила Сандру.

Когда девочке исполнился год, Мария Козинцева собралась наконец съездить на родину в Осташков. Поездка оказалась печальной. Матери уже не было в живых, отец сильно пил, двое братьев жили своими семьями. Все смотрели на Машу, как на отрезанный ломоть. Больше с родней она уже не встречалась…

«Как странно сплелись нити судьбы!» — думала Сандра: Мария Козинцева любила Теренса Харпера, но вышла замуж за другого человека. Она, Сандра, влюблена в мужчину, который считает Теренса своим учителем, но эта любовь тоже обречена, потому что сам Теренс завещал ей стать женой его сына…

По крыше оранжереи ритмично барабанил дождь. Взглянув на часы, девушка закрыла дневник и поднялась со скамейки.

Воскресным утром начала февраля Сандра пила кофе из своей любимой старинной фарфоровой чашечки и просматривала почту — леди Трэйлстоун говорила, что с этого начинается день любой настоящей леди. Девушка наслаждалась недолгим покоем: скоро должен был появиться Груман. По воскресеньям они ездили на полигон, где Сандра училась экстремальному вождению автомобиля. Сначала она не понимала, зачем ей это нужно, но, добившись первых успехов, неожиданно увлеклась, и в предыдущее воскресенье Груман был очень доволен ею.