Брак под вопросом

Я здесь всегда оживаю. Ванька, ошалевший от такого обилия свежего воздуха, целыми днями спит на веранде, и у меня просто освободились руки: сегодня помогала Надежде Игоревне закатывать банки, чистила сливы и даже испекла яблочный пирог. Потом долго парилась в бане: делала медовую маску для волос и кофейный скраб для тела… Отдыхала по полной программе! Не хочу слышать о смысле жизни в исполнении Сани – за эту неделю мозг проел он мне изрядно, и у меня просто не осталось слов утешения. Я сама была будто "на нуле"… Сейчас они с отцом "восстанавливают нервы", то есть наливаются вишневой наливкой на террасе.

Кстати, с Андреем (благодаря моей невероятной дипломатичности и материнскому чутью) удалось договориться. Я долго разговаривала с Сашей, объясняла ему, что сыну сейчас как никогда нужна наша поддержка и он, кажется, понял. Утром следующего дня позвонил сыну, попросил прощения и сказал: "Будете жить у нас столько, сколько потребуется. Это твой дом. Возвращайся, сын, я был неправ!".

В общем, на следующей неделе Андрюшка приведет невесту к нам знакомиться. Господи, я буду свекровью! И бабушкой! Надеюсь, я не буду похожа на Тамару Ильиничну.

Я покосилась на тетю Тамару, рассказывающую за чаем Надежде Игоревне о своих нерадивых и ленивых невестках. По-моему, совсем неудивительно, что браки ее сына так быстро распадались.

Ни за что не буду ругать свою невестку, ни за что. Всегда приму ее сторону, даже если она и будет неправа.

И есть ли жизнь с одной женщиной?

По вечерам, когда тихо увядал закат за рекой, Павел Александрович любил сидеть на террасе, увитой виноградом, и читать. Частенько к нему с вязанием подсаживалась и жена, и тогда они вели долгие задушевные разговоры "за жизнь": говорили о детях, внуках, сравнивали прошлогодний урожай с нынешним, обсуждали ситуацию в стране, погружаясь в политические споры…Иногда по выходным приезжал сын с семьей, и тогда вынималась из старинного серванта, доставшегося еще от бабушки, вишневая наливка, нарезались щедрыми ломтями розовые сладкие помидоры, посыпанные солью, пахучий сыр и домашние пироги-с мясом, с грибами и капустой, и…начинались долгие задушевные разговоры: отцу и сыну было о чем поговорить и было о чем помолчать…

В последнее время Павел Александрович замечал, что сын ходит сам не свой: залегли под веками темные круги, взгляд когда-то ясных карих глаз из живого сделался тоскливым и каким-то отрешенным: казалось, сын потерял вкус к жизни, и одной вишневой наливкой здесь было не обойтись.

– Что ты, Сань, сумрачный какой? На работе чего случилось? – Павел Александрович сделал попытку наугад прощупать болотисто-зыбкую почву.

Саша тяжело вздохнул.

– Устал. Просто устал, – коротко пояснил он, – Да еще и Андрюха огорошил своей новостью…Выбило меня немного из колеи, отец. Живу, ем, сплю, работаю – все как всегда. А вот ощущение того, что не свою жизнь живу, не покидает. Депрессия чтр ли, не пойму… У тебя так было когда-нибудь?

Старик молча и пристально разглядывал осунувшегося сына. Знать бы, что творится у этих молодых в голове…Все у них не так, депрессии какие-то придумали, кризисы, психологов. Тьфу…

– Нам, Санек, не до депрессии было, – Павел Александрович разлил по стаканам наливки и вновь заговорил убедительно и страстно: