Браки по расчету

До сих пор история почиталась самым противным предметом, и никому никогда не приходило в голову пополнять свои знания из этой дисциплины внеклассным чтением; теперь же мальчики рвали друг у друга потрепанный томик в высшей степени скучной «Истории земли Чешской» сочинения В.-В. Томска. С немцами дрались до крови, линейки и пеналы так и трещали, опускаясь на головы и спины воюющих. А на прогулках в Семинарский сад, вместо того чтобы, как прежде, играть в прятки или в полицейских и разбойников, чешские мальчики в экстазе любовались панорамой пражских крыш, твердя стихи Коллара:

Вижу родную страну — и слезы из глаз моих льются,
Гроб для народа она, гроб, а в былом колыбель[2]

,—

в то время как немцы страстно толковали о «нашей прекрасной, исконно германской, германским гением и усердием воздвигнутой к вечной славе Праге, которую, увы, заполонили шелудивые лакейские чешские рожи».

Разумеется, такое внезапное воспламенение шовинистических чувств произошло не только в гимназии отцов пиаристов и не в одном только архиепископальном конвикте Клементинума, а по всей Австрийской империи, от севера до юга, от запада до востока, и не везде это движение было таким наивным, как у наших патриотов-гимназистиков. Отнюдь нет.

Впереди всех шла Италия, особенно ее небольшой, но такой значительный в итальянской истории уголок, как Пьемонт с городом Турином в центре. Пьемонт, непосредственно соседствующий с Ломбардией — провинцией Австрии, — издавна был очагом освободительных и объединительных итальянских устремлений, которые первой своей задачей ставили вытеснение Австрии с Апеннинского полуострова. В описываемое время Пьемонтом владел сардинский король Виктор-Эммануил II, которому, с помощью хитрых дипломатов, удалось побудить французского узурпатора, императора Наполеона III, заключить союзнический договор, направленный против Австрии. Император, принимая новогодние поздравления, произнес, обращаясь к австрийскому послу барону Гюбнеру, несколько бесцеремонно прямых, демонстративно немилостивых слов — нечто в том духе, что он сожалеет, что отношение французского правительства к правительству австрийскому уже не столь хорошо, как прежде. Такое заявление знаменовало собой поворот антиавстрийски настроенного французского монарха к открытой враждебности и вызвало бешеный восторг во всей Италии. Пенально-линеечные бои в нашем Клементинском конвикте, чтение чешской истории и неприятный случай с прокламацией, о котором будет рассказано ниже, были лишь местными отголосками настроений, охвативших Ломбардскую равнину.

4

Наставники конвикта и отцы пиаристы из Новоместской гимназии, разумеется, с неудовольствием и гневом следили за тем, как мирские патриотические страсти и раздоры отвращают воспитанников и учеников от интересов религии, как в одну ночь барашки превращаются в волков. Но они не знали, как противодействовать этому, и в надежде, что мальчики образумятся сами, делали пока что вид, будто ничего не замечают. Но разум, этот якорь смиренных и покорных, словно испарился из покрытых шишками голов воинствующих патриотов, успешность учеников падала, души оскудевали, богословские прения теряли уровень. Когда же в один прекрасный день на двери рефектария конвикта появилась печатная прокламация, отцы пиаристы решили прибегнуть к строгости и доверили эту задачу первому заместителю настоятеля конвикта, патеру Руперту Колю, обладавшему суровым красноречием проповедника и преподававшему в гимназии историю и химию.

Прокламация, о которой упоминалось выше, была набрана, несомненно, любителем, ибо строчки ее перекосились, а текст изобиловал опечатками; одно из незаконных печатных воззваний, которые в те беспокойные времена появлялись в Праге как грибы после дождя, прокламация в возвышенном тоне обращалась к чешскому народу, призывая его очнуться, и всем, как один человек, требовать своих исторических прав, свободы и конституции, равноправия с немцами в учебных заведениях и в государственных учреждениях, свободы печати. Следовательно, с нынешней точки зрения, это не было революционное воззвание, ибо оно не призывало ни к восстанию, ни к сопротивлению, но вдохновлялось теми же идеями, которые уже несколько месяцев будоражили маленькое стадо, вверенное духовному руководству пиаристов; однако то, что бумажка была бесстыдно и вызывающе прикреплена к двери, через которую воспитанники проходили по нескольку раз в день, разгневало достопочтенных отцов, и патер Коль метал такие громы и молнии, что у гимназистов дух занялся.